— Всё возможно, — тихо признаёт Мила, и едва я кривлю губы в усмешке «так и знал», поспешно добавляет: — Но думаю, лишь потому, что не хотел тебя волновать.
Набираю в грудь побольше воздуха. Мила реально такая наивная простота, чтобы искренне в это верит? Или просто долбанная лицемерка, как её мамаша?
— Это вопрос не волнения, а степени близости, которой у нас не было вообще, — я правда не понимаю, зачем с ней спорю. Оно мне нафиг не надо. Вроде бы.
А тут вдобавок и дурацкий ком в горле появляется. Я ведь впервые озвучиваю эту правду. Да ещё кому? Миле, чтоб меня.
Она молчит, только дышит как-то сорвано и вроде ближе становится, а я так и не смотрю на неё. А потом вдруг чувствую руку на своём плече — нежную и мягкую, которая ещё к тому же поглаживает слегка. Неуверенно и осторожно, но чуть ли не с теплом.
Резко впиваюсь взглядом во вконец обнаглевшую девчонку, возомнившую себя дофига утешительницей. Её рука тут же подрагивает, замерев на моём плече, а потом всё-таки исчезает, оставив после себя странную пустоту.
— Позволь не согласиться, — на этот раз Мила говорит более отчуждённо и даже робко. Но отчего-то от этого будто становится только хуже. — Вы похожи гораздо больше, чем думаете. Оба гордые, своевольные и сильные, каждый привык справляться со слабостями в одиночку. Это и ломает тоже.
Воу, сколько характеристик в мою сторону. Даже не знал, что навязанная сестрёнка таким меня видит. Или несёт первую попавшуюся чушь, чтобы типа разрядить обстановку? Смотрит в мои глаза, пытается найти подтверждение своим словам, на что я лишь усмехаюсь.
Но она упорно продолжает:
— Папа гордился тобой. Он хранил все твои кубки по футболу, все медали с разных соревнований, грамоты… Заходил на сайт твоего универа, просматривал новости. Почти постоянно. Не проходило ни дня, чтобы он не упоминал тебя.
Слегка подвисаю с таких уверенных заявлений. Мила врёт? Дербанит мне душу, добиваясь каких-то своих целей? У меня нет ни одной причины верить этой девке, в то время как у неё более чем хватает причин входить ко мне в доверие. Насколько я понял, отец не успел включить её в наследство, хотя собирался.
Впиваюсь пальцами в крышку гроба, стараясь выровнять дыхание, потому что долбанные слова Милы снова и снова прокручиваются в голове. Лезут куда-то в сознание и отказываются оставить в покое. Их даже не останавливает то, что за все четыре года мы с отцом взаимно не предпринимали попыток восстановить контакт.