– Хорошо как поете, милые девушки! Звонко! И песни-то какие! Нам под советскую песню и под пули не страшно идти…
Вот точно так и сказал! Видишь какая сила у искусства. Особенно, когда в него верить и беречь. Оно и душу спасти может – вот как.
Я думаю, что человеку надо не много. Даже вот как: единственное что нужно человеку – Вера.
И тут уж неважно во что он верует: в искусство, в жизнь, в возвращение домой, в то, что родные живы и здоровы, в Победу.
Понимаешь?
Лида? Ты меня слушаешь?
Ой, уснула, кажется. Ладно, Лидочка, отдохни, милая. Давай хоть несколько минут в тишине посидим, пока наступление не началось.
Просто надо было мне кому-то рассказать свою историю. Кто знает, вдруг я завтра уже не смогу никому ее рассказать. Времена – то такие, только на Вере душа и держится….
А я, товарищи, хочу помянуть Осипову Анну Михайловну! Это был человек храбрый, честный. Истинная коммунистка и боец, а не просто сестра милосердия.
Да что ж это за посмертная грамота какая? Братцы! Аннушка за нас с самой Смертью воевала каждую минуту на фронте! Я сам ей жизнью обязан! Да, ежели, не она – я сейчас бы не с вами стоял, а под братским крестом, под Полтавой лежал, земелькой присыпанный. Плечом к плечу с нашими солдатиками отдыхал бы от свиста пуль…
Вообще, какое страшное дело, братцы, какое горе пришло на нашу родную землю, что мы своими силами не справились. Что не смогли наших матерей, сестер, жен, спинами заслонить от войны. Не смогли их защитить…
Им бы, милым, по дому хлопотать, детей поднимать, об уюте заботиться. А пришлось, против своего назначения, мужскими делами заниматься, да в самое пекло строем замаршировать. Стыдно, товарищи. Стыдно, что допустили такое горе: не предотвратили, не справились, что матерей с детьми фашист стрелял в родных деревнях, что девки видели нашу немощь против врага, что им пришлось на выручку броситься и солдатскую лямку с нами бок о бок тянуть…
Помню, командир ее хотел обратно отправить тот же день, как она прибыла! Конечно, 42-ой год, бои идут жестокие, а тут нам девчонку направляют, ребенка. Она рогами уперлась, и ему говорит, что «хотите, – мол, – товарищ командующий – прямо сейчас стреляйте, а с фронта не уеду, не буду прятаться, ежели знаю, что могу быть полезной здесь».
Я на веру тогда эти слова не принял, подумал, что первый же бой увидит, да по-другому запоет. Слишком уж часто приходилось такую «горловую» смелость встречать, напускную. То ровно декабрь был, как раз с немцем за Сталинград спорили, вечером же начался обстрел…