Лидочка, я вот до войны думала, что я – замечательная артистка! Любую роль давай – все сыграю! Песню, какую хочешь скажи – любую вытяну! И вот на этом весь мой мир и держался. Всё книжки, репетиции, костюмы… вот о чем думала! Все, знаешь, в облаках где-то витала. Так бы, наверное, и проскакала, как стрекоза, до самой старости, ежели б не война.
Помню, вся наша труппа пошла за направлением во фронтовую бригаду артистов, когда по радио объявили. Я, конечно же, тоже со всеми иду. Да только, мне игрой это все видится, будто понарошку. Все в толк не могу взять: как же «наши», не спросясь, с репетиции ушли. Сбежали, так выходит? А у нас ведь премьера скоро!
Представляешь, о чем переживала?…
Нас направили, на фронт. Погрузили в машину: «С Богом!».
Ехали весело. Все разговаривали, песни пели, стихи читали.
А все же как-то тревожно. Тут кто-то из ребят говорит:
– Глядите, указатель! Стало быть, деревня скоро!
Мы стали вглядываться… через секунду все смолкли.
Сожгли! Все дома дотла спалили, немцы проклятые!
Тишина такая настала, будто все живое оцепенело, вымерло… Лидочка, мне так страшно стало! Ком к горлу подступил, всю затрясло – так плакала, даже тогда подумала, что умру от слез!
А худ.рук наш, Федор Степанович, кричит: Синицына, ты же боец фронтовой артистической бригады! Командую: перестать нюни распускать! Вам боевой дух надо поддерживать, а на вас глянешь, и самому тошно станет! Прекратить безобразие!
Он ругается, а мы – хохотать.
Плохо сейчас скажу, но мы очень любили, когда он ругался. Понимаешь, всем на секунду казалось, что войны нет, что мы, будто бы, в родном театре, на репетиции… так тепло становилось. Но только на секунду, потому что всем ясно – как прежде, уже никогда не будет. Все теперь изменилось. Живые стали мертвые. Мир сменила война.
Лида, я всегда мечтала много выступать, и вот, на передовой и исполнилось – сутками не спали! Бывало, от усталости ноги не держат, или на морозе все немеет до невозможности, а все же подымаешься и идешь петь и плясать.
– Эх, рас-куд-рявый…
Поначалу страшно было всегда, а потом… да и сейчас страшно, чего лукавить. Но вот я вывод сделала: песни у нас такие же могучие и сильные, как и сам народ. Мне один солдатик, знаешь, как замечательно сказал: после выступления к нам подошел и говорит: