Даже теперь, когда этих самых вопросов стало куда больше, чем
раньше.
— Ну, давай рассказывай.
Отец даже не поздоровался. И не обернулся, когда у него за
спиной скрипнула дверь. Будто и так знал, кто пожаловал в гости.
Худая сгорбленная фигура продолжала стоять у окна, опираясь на
клюку, рассматривая темноту за стеклом.
— Ну… пробовали сработать, как сначала собирались, — осторожно
заговорил Григорий Григорьевич. — Потом ударили сверху и сразу с
улицы пошли, чтобы…
— Да это можешь и не говорить! — Отец с явным раздражением
махнул рукой. — Уж новости-то я без тебя посмотрел. Лучше объясни —
почему нормально не сделал.
— Да там гардемарины на каждом углу. Наши еще вчера прощупали —
не подберешься. И на окнах Конструкты в четыре слоя, такое стекло
даже крупным калибром не прошибешь. Ну и пришлось…
— Пришлось ему, — проворчал отец. — Вот в кого ты у меня такой
дурак, Гриша? В мать, не иначе — другие-то дети нормальные.
— Вот других бы и просили.
Григорий Григорьевич уже не мог скрывать раздражения. И
огрызнулся, хоть и опасался отцовского гнева даже больше, чем
визита полиции или Одаренных агентов Третьего отделения.
Фигура у окна развернулась. Так быстро, что длинные полы
темно-коричневый шерстяной кофты взметнулись, как крылья у
ворона.
— Ты! — рявкнул отец. И вдруг заговорил втрое тише, будто
устыдившись собственной злости. — Ты меня прости, Гриша…
Осерчал.
— Да ладно. — Григорий Григорьевич осторожно покосился на
початую бутылку водки на столе. — Ничего…
Старший Распутин пил нечасто. Точнее даже сказать — вообще почти
не пил, разве что в самых исключительных случаях. И если уж дело
дошло до стакана, значит, не просто так.
— Иди сюда. — Отец захромал вперед, стуча по полу клюкой. — Иди,
кому говорят, дурья твоя башка.
Григорий Григорьевич послушно шагнул вперед и чуть наклонился,
чтобы обнять родителя. И в очередной раз поразился худобе и
легкости немощного стариковского тела. Они не виделись всего
несколько дней, но за это время отец, казалось, успел еще сильнее
высохнуть.
И еще сильнее зарос — борода и длинные седые волосы, свисавшие
слипшимися прядями, выглядели так, будто их не только давно не
стригли, но и не мыли уже с неделю. Неудивительно: старик и
трезвым-то не слишком любил, чтобы к нему прикасались, а сейчас и
вовсе мог ненароком убить.