— И какой же способ нашло государство?
— Самый оригинальный: оно развалилось. И теперь каждый из нас
сам ищет выход. В первые годы совсем тяжело было. Особенно тем, кто
уезжал из одной страны, а приехал, получается, в другую.
— Еще когда я в старших классах училась, были всякие слухи про
афганцев, — заметила девушка, — что они в криминал идут.
— Ну не все в криминал идут. Некоторые, как ты можешь видеть,
идут в журналистику.
— Ты — исключение.
— По-разному все устраиваются. Просто люди не хотят понять, что
сейчас много кто идет в криминал. И они сами пойдут в криминал,
когда прижмет или когда шанс выпадет. Вот и чертят вокруг себя
круг, как Хома Брут у того самого Гоголя, раз мы на бульваре его
имени. В криминал идут одни отбросы, одни инородцы, одни афганцы.
Кто угодно, но не мои дети. Кто угодно, только не я.
— Я не думаю, что все так просто.
— А вот подумай, чисто как женщина, и ответь: почему девушки в
проститутки идут?
— Ну, все по-разному…
— Потому что деньги легкие и быстро, — с уверенностью произнес
Черский. — Как и в любом криминале. На своей крови, на чужой — не
важно. Быки тоже жизнью рискуют, но они же и гордятся, что в крутую
бригаду попали. Прямо по анекдоту, еще из моих школьных дней: «Как
я стала валютной проституткой? Знаете, мне просто повезло».
— Вижу, продвинутая у вас была школа.
— Город у нас на границе, почти Одесса. Отсюда «много ближе до
Берлина и Парижа, чем из даже самого Санкт-Петербурга». Хотя, я
думаю, бывшие фарцовщики с Невского тоже много чего могут
порассказать.
— Тогда ходили всякие слухи, много было неправды. Помню, еще лет
пять назад рассказывали, что бывшие афганцы собираются в парке и
тренируются. Все были уверены, что это очень опасно.
— Не знаю никого, кто там так тренировался. Может, каратистов
каких-нибудь в маскировочных штанах за нас приняли. Даже если это и
было, то было недолго. И те, кто тренировался в парке, хотя бы
нашли, чем заняться. А ведь большинство вообще не знали, что
делать. Вроде бы война, дело важное, а тебя, когда ты вернулся,
просто отправляют в отставку, словно с завода по сокращению
уволили. Делай что хочешь, крутись как хочешь, а что ты не
понимаешь, что происходит, — твои проблемы, ты был в нужное время
не в том месте. Ну и страх, конечно, этот постоянный, когда тебе в
глаза смотреть боятся. Ты же понимаешь, для мужчины это — как для
женщины красота. Отбери — считай, и нет уже человека. Кроме
гордости у человека ничего и не оставалось. Ну и привычки решать
любую проблему с ходу и нокаутом.