— И осталась обида, что дело провалилось?
— Все намного хуже: осталось непонимание, чем вообще дело
закончилось. В Великую Отечественную за десять дней, когда
освобождали Минск, мы потеряли пятнадцать тысяч человек — и
считается, что это было немного. В Афганистане мы потеряли примерно
столько же за десять лет — и считается, что это кошмар. А сколько
сейчас во всяких разборках гибнет, мы вообще не знаем. Но я уверен,
что убитых никак не меньше и никому до этого нет дела. А между
прочим, я знаю майора — кстати, служил у того самого полковника,
про которого я говорил, — который получил героя за то, что у него в
личном составе было ноль потерь за весь срок прохождения
службы.
— Такое действительно достойно награды.
— Очень часто эту награду не дают получить сами подчиненные.
Гибнут по собственной глупости и хоть им кол на голове теши! Ну вот
что ты будешь делать, если десантура любит от трассирующих
прикуривать?
— Это как? Стреляют трассирующей прямо по кончику сигареты?
— Такое было бы безопасней… Берется патрон, вытаскивается пуля,
порох высыпается, а потом суют туда, наоборот, трассирующую. И если
надо прикурить, кладут патрон на землю и камнем по нему. Потом от
этого фейерверка прикуривают, пока не догорел. Красиво… А потом
кто-то обязательная перепутает и сунет под камень МДЗ, красненькую
такую.
— Что такое МДЗ?
— Разрывная, мгновенного действия, зажигательная.
— Ой-ой…
— Угу! Один удар камнем — и всему отряду, считай, дал прикурить.
Руки уже нет, головы иногда тоже. Вот тебе и двухсотый, и даже не в
бою. Попутно происходит демаскировка оперативной группы…
— Да, дурость — оружие страшное, — Нэнэ поежилась и опять
посмотрела в теперь уже опустевшую тарелку.
— Вот говорят, что главное — человек, — продолжал Черский. — Что
ничего не надо — ни коммунизма, ни патриотизма, ни религии
какой-нибудь. Просто надо верить в человека и заботиться о нем. Но
что ты будешь делать, если этот человек — сам себе враг? Если не
желает он о себе заботиться?
— Тогда беда!
— Это же настоящая проблема, тут одним гуманизмом не
отбрехаться, — афганец говорил все быстрее и яростней. — Сначала
говорят, что все люди братья, а потом выясняется, что Каин и Авель
вроде бы тоже братья, а вот оно как у них закончилось! Каждый
человек — бесценен, но как быть, если два человека жить друг другу
не дают? Если, пока один ходит по земле, другому жизни нет и быть
не может? Какое право один бесценный человек имеет портить жизнь
другому, такому же бесценному? Молчит гуманизм, не дает ответа.
Проблема же не в том, что те, кто воевал в непопулярной войне, тоже
люди и все такое. Мы и так знаем, что они люди, а не коты или
медведи. Проблема в том, что это опасные люди. И надо искать
способы, как привести эту опасность в меридиан. Потому что мы
опасны даже для самих себя.