— В наше время нам никто никаких поблажек не делал, — упрямо стоит на своём горгулья.
В наше время — это в какое? В эру динозавров? Иногда мне действительно казалось, что химичка такая же древняя как мир. Разве ей уже не пора на пенсию? Эй, до какого возраста вообще учитель считается вменяемым и непредвзятым к ученикам? Потому что горгулья явно давненько этот возврат преодолела.
— Я понимаю, и все же…
— Я подумаю, что могу сделать, Светлана Леонтьевна, — неохотно выдавливает из себя Наталья Юрьевна.
Ух ты, а в ней оказывается есть что-то человеческое! Значит ли это, что я тоже могу исправить свою оценку?
— Но ничего не обещаю, — добавляет практически сразу.
Я настолько заслушиваюсь разговором, что совсем забываю, что тело Герасимова практически вжимается в мое, а его рука по-прежнему накрывает мой рот. Моя грудь касается его груди. Такой крепкой и сделанной будто из стали. Его дыхание в отличие от моего спокойное. Впрочем, что ему впервой зажимать девчонку, в самом деле? К тому же, не то чтобы я обладаю выдающимися формами.
Арсен выше меня на полторы головы. Ну и, разумеется, шире в раз… Короче говоря, он гигант. Серьезно, разве парень подросток может быть таким огромным? На фоне некоторых одноклассников Герасимов выглядит взрослым мужчиной. Конечно, только до тех пор, пока он не открывает свой рот.
От неудобной позы мое тело затекло, и мне безумно хочется подвигаться, но я не могу, поскольку боюсь себя выдать. Дергаю головой, чтобы сбросить руку Арсена со своего рта, но он вместо этого гладит меня по щеке большим пальцем. Неуловимым движением опускает голову, и дует на пульсирующую жилку у основании шеи.
Болван меня дразнит!
Даю руку на отсечение, гаденыш ухмыляется донельзя довольный собой! Надо же, зажать в укромном уголке отличницу-недотрогу, чем не трофей в коллекцию?
— В любом случае, спасибо, — поникло говорит Светлана Леонтьевна.
— Не нужно говорить мне спасибо, — хмыкает химичка. — Это наше призвание: учить и наставлять детей.
Господи, можно ещё больше добавить пафоса в голос?
— Разумеется…
— Если вы не возражаете, я пока оставлю журнал у себя. Занесу, когда буду уходить.
— Как вам будет удобно.
Слышится какое-то копошение в шкафу напротив, а затем учителя выходят из лабораторной.
— Можешь уже начинать дышать — шепчет мне на ухо Герасимов.