Многие мистики, живущие в мире образов, сообщают нам о невозможности в совершенстве передать словами то, что происходит в экстатический момент общения с божественным. Вероятно, ближе всего к голосу, который мы ищем, голос поэтов. Шекспир приводит почти «технически точное», детальное описание того, как работает этот мир образов, вложив в уста Тезея, единственного бесстрастного, рационального героя «Сна в летнюю ночь», следующие слова:
Глаза поэта в чудном сне взирают
С небес на землю, на небо с земли;
И чуть воображенье даст возникнуть
Безвестным образам, перо поэта
Их воплощает и воздушным теням
Дарует и обитель, и названье.[1] Или:
Поэта взор в возвышенном безумье
Блуждает между небом и землей.
Когда творит воображенье формы
Неведомых вещей, перо поэта,
Их воплотив, воздушному «ничто»
Дает и обиталище, и имя.[2] Поэты преуспели в детализации соединения воображаемого и вербального миров. Для них мир грез первичен, а язык слов – слуга грез. Для поэта жизненные движения в воображаемом теле поднимаются до слов, как земля поднимается до фонтана жизни. Слова в воображаемом мире не обязательно следуют друг за другом в логической последовательности, как это происходит при интеллектуальном споре. В поэзии есть пробелы, удивительные сопоставления, шокирующие ассоциации.
Чуть ближе к миру образов такие древние языки, как древнееврейский и санскрит. В отличие от современных языков, уходящих в сторону от прямого опыта, древнееврейский и санскрит остаются близки к примитивным звукам и движениям, которые они пытаются выразить. Их слова и знаки (алфавиты, подобные египетским иероглифам) – это транслитерация повторяющегося и, следовательно, опознаваемого телесного опыта.
Сновидение – это процесс, который питает сам себя. Человек, который хочет начать этот процесс, должен ухватить за хвост чудовище – библейского Левиафана, – которое прячется на дне океана (океан – это подсознание) и «…оставляет за собою светящуюся стезю» (Иов, 41:24). Чудовище – это большое тело знаний в нас самих, которое находится за пределами наших сознательных мыслей. Можем ли мы научиться обнаруживать это тело знаний?
Слово «бессознательное» – это неверное название того, что обсуждалось слишком долго и создало неправильную мыслеформу. Можем ли мы принять тот факт, что две трети нас самих навсегда погружены в холодные воды непознаваемого? И можем ли мы, подобно великому Левиафану, выплыть на поверхность и перевернуться, выставив на обозрение свои тайны?