Тень досады скользнула по лицу Алфеева, но он даже не шелохнулся. Как сидел молча, подперев кулаком подбородок, и откровенно рассматривая меня, так и продолжал сидеть. Он, видимо, считал, что я, да и все остальные, должны просто верить в его абсолютную непогрешимость.
– Да у Вас, Евгений Алексеевич, на лице написано, что Вы человек жестокий и лживый, – сказала я, скривив в ухмылке губы, и с вызовом посмотрела ему в глаза.
– Это как? – удивился и даже несколько растерялся Алфеев.
– У Вас большой прямой рот с тонкими губами. Это – признак жестокости.
Мне с трудом удалось не прыснуть со смеху. Имея смутное представление о физиогномике, я сказала, что вздумалось, и теперь наслаждалась собственной дерзостью и смятением Алфеева.
– Нормальные губы, – сказал он и дотронулся рукой до верхней губы. – Это усы и борода прикрывают их.
Я лишь плутовато улыбнулась.
– Ну а о лживости что свидетельствует? Тоже губы? – попытался отшутиться Алфеев.
– Нет! – Я просто сияла от удовольствия. – У Вас большие уши неправильной формы!
Возможно, я договорилась бы и ещё до чего, провоцируя Алфеева на реакцию, которая обнаружила бы его истинную сущность и отношение ко мне, но в этот момент в комнату, как хозяин, без стука вошёл Жаров.
– Она тут наговорила мне столько гадостей, – обратился к нему Алфеев.
Жаров злорадно ухмыльнулся. Я тут же встала из-за стола, и, пожелав «господам» всего доброго, покинула кабинет.
Миссурск, 15 февраля
Утром мне позвонила Грачёва.
– Не знаю что произошло, Джули Борисовна… Я очень расстроена, – чуть не плача сказала она. – Евгений Алексеевич просил передать, что он Вас уволил.
– Спасибо, что сообщили. Не расстраивайтесь, Любовь Петровна! Можно я к Вам сегодня заеду?
– Конечно, конечно, приезжайте!
Чтобы днём случайно не пересечься с Алфеевым, я приехала к Грачёвой в депутатскую Приёмную под вечер. Поздоровавшись и выложив на стол коробку конфет, я сразу перешла к делу:
– Любовь Петровна, хотите знать, что вчера произошло?!
– Что-то ужасное, – с преувеличенным сочувствием отозвалась помощница Алфеева и принялась накрывать стол для чая.
– Почему Вы так решили? – удивилась я.
– После встречи с Вами, я же знаю, что он Вас приглашал, Евгений Алексеевич приехал сюда. На нём лица не было! Он тут сидел часа полтора и ничего не делал. Просто сидел и молчал. А потом сказал, чтобы я Вам позвонила, и ушёл.