Сосед не опускал прищуренных глаз и все также смотрел внимательно на меня. Он распрямился во весь свой немаленький рост, и теперь снова казался огромной черной горой, освещаемой южным солнцем.
— Я победил! — вдруг выкрикнул Энк, повернувшись к этому невозможному мужчине, вскинув руку в победном жесте вверх.
— Энки! Энк! — из моих глаз брызнули слезы. Я опустилась перед ним на колени, прижала тельце мальчика к себе, слушая, как его маленькое сердечко асинхронно перестукивается с моим.
Сын изворачивался от моих поцелуев, пропитанных солью слез.
— Энки! Скажи еще! Скажи еще что-нибудь!
— Я победил, — повторил он еще тише, а я едва не зарыдала от звука его голоса.
Впервые за пять лет моей и его жизни я слышала голос моего сына. Я слышала четкое предложение, которое он произнес сам, ни за кем не повторяя, никем не принуждаемый.
Он заговорил!
Энки недолго терпел мой порыв – через несколько минут ему надоело, что мать так бурно реагирует на его первые слова, и мягко высвободился из моего захвата.
Он сжал и отпустил мою ладонь, говоря тем самым на нашем с ним языке, что хочет пойти играть, и я отпустила его, прижимая ладонь ко рту, чтобы снова не удариться в рыдания, вызванные пережитым страхом за сына, облегчением от того, что он нашелся и изумлением тому, что он начал говорить…
Энк отошел в сторону, и тут же рванул с места в сторону, ухватил еще одну стрелу и снова натянул тетиву…
— Он совсем… совсем никогда не говорил, — выдохнула я будто бы в пустоту. — Это его первые…первые слова…Он – не болен. Не болен. Не болен!
— Ты слишком напряжена, — голос рядом отрезвил, и я быстро отерла предательские слезы лямкой хлопковой майки, которая служила мне ночной рубашкой. Мужчина слишком незаметно оказался рядом со мной, чтобы я успела подготовиться к тому, что на меня, ослабленную накатившими эмоциями, обрушится его свежий запах мужественности и силы. Задержав дыхание, я постаралась сделать отстранённое лицо.
— Ты же понимаешь, что вам тут не место? — я подняла глаза на него, и столкнулась с таким же цепким, внимательным, продирающим до нутра взглядом уверенного, разозленного чем-то человека.
— Не место тут вам, — с достоинством ответила, и тут же покраснела. Он медленно, дюйм за дюймом, оглядел меня с ног до головы, отметив и короткую майку, и напряженное тело, и выступающие ключицы, и несколько больших фиолетовых синяков на ногах от ударов, которые прежде были закрыты легкими брюками.