— Энктагя – «Бог воды», — мужчина выравнивает машину по асфальтированной дороге и прибавляет газу – мы минуем цветные дома и едем вперед, медленно поднимаясь в гору к большому дому, который должен ждать нас на холме. — Хорошее имя. Может быть, вода ему и поможет…
Шогаши бросает осторожный взгляд в мою сторону, а я поправляю бейсболку, которая начала заваливаться назад от нервного движения головой. Прячу глаза. Прячу себя. Мужчина тут же прокашивается.
— Девочка, не нужно тебе ехать в этот дом. Кивайдин давно уже мертв, разрушен, не пригоден для жилья, — он плотнее сжимает руль в могучих ладонях. — Призраки прошлого стерегут его память, его покой, не пустят они никого в свою обитель.
Я дергаю плечом. Кивайдин – моя собственность, пусть я ее обнаружила совсем случайно, но это – мой единственный шанс на спасение, на новую жизнь, и я ни за что от него не откажусь.
— Да и Деймос выселит тебя оттуда.
— Деймос? Подождите, — вдруг подбираюсь я. Мы делаем поворот и едем по аллее из высоких дубов. Тут довольно прохладно, но не от этого неприятные мурашки начинают покусывать мою кожу. — Там же никого не должно быть. Дом заброшен уже пятнадцать- двадцать лет, а документы на имущество принадлежат мне – как последней владелице. Никто не удосужился их переделать, переоформить, а это значит…
— После того темного времени охоты на волков многие даже не меняли документов. Сейчас уже и не разберешь, где чья собственность… — мужчина вздыхает и снова смотрит на меня с прищуром. — Я могу увезти тебя с ребенком вниз, в деревню. Остановитесь в гостинице. Зачем тебе этот дом? Деймос ненавидит людей, он выселит тебя в два счета, если не убьет…
— Посмотрим еще, кто кого…
— Подумай над моими словами, подумай…
Он останавливается у ворот, и я помогаю спуститься на землю сыну сама- мужчина отчего-то не спешит выходить, только испуганно поглядывает в сторону дома, будто боясь, что оттуда сейчас вырвется свора бешеных собак и перегрызет глотку всем, кто находится в зоне видимости.
Мы с Энком прощаемся с нашим новым знакомым и медленно проходим через ржавые покосившиеся ворота. Несмотря на разгар лета, здесь, кажется, властвует вечная осень – деревья чахлы и беспомощны, трава жухлая и редкая, а дом…Дом выглядит на все двадцать лет своего запустения. Огромный, страшный, как после бомбежки, зияя пустыми глазницами окон, он будто сам источает темноту, и эта серость расползается от его облупившихся кирпичных стен мрачным туманом.