В предгорьях темнота неожиданна. В шесть часов она рухнула на город. И город впику ей стал громче и ярче.
Шли танцоры и музыканты Харе Кришны. Лица всех рас и оттенков кожи рябили в сладком дыму свечей. Назло Вавилону Ришикеш старался вновь соединить все народы в один поток. Но народы культурно сопротивлялись, и получался не поток, а лоскутное одеяло. Судьба всей Индийской культуры, её пестроты, обилия рук, украшений, богов – россыпь камней на берегу.
Иван стоял у статуи бога-обезьяны, который анатомично разрывал себе грудь, и из кровавой пещеры выходили на свет красавцы молодожёны – Рама и Сита. Иван чувствовал, что всё это – высочайшая поэзия, а то, что сам он вдруг стал причастен ей – промысел Бога, и, стало быть, потоки любви обрушиваются на него, пылинку в медовом соцветии. Потому что Бог так делает – извергает потоки. «Излию от Духа Моего на всяку плоть», – так пишет апостол.
Мясистая листва потела ночным лоском, и неведомые дню цветы душно пахли.
Под песни началось прощание с Гангом.
– Доброй ночи! – говорил город.
В небе на пальмовых листьях плывут фонарики с рисом и курениями. Звёзды отражаются в воде.
Неужели, – подумал Иван, – сейчас где-то на другом конце Земли мужик пьют водку и бьёт жену, а где-то идёт война? Как всё это может уместиться в одной вселенной? Или я сам – вселенная, где всё это умещается?
И вдруг он понял что-то, чего не смог бы выразить словами. Не жалость и не горесть. Он понял само сердце.
Он уже шёл по мосту в блаженной толпе. Обезьяна таскала за волосы какую-то красавицу, все визжали и смеялись, а он шёл и сиял. Тайна мироздания открывалась ему прямо из атомов тумана.
Он искал – кого бы обнять? Его или его, или её? Как бы обнять всех сразу, чтобы никого не обделить?
Может – раздать одежду, вещи, деньги? Прямо сейчас. Чтобы не забыть это состояние. Чтобы нагота беспечно напоминала, что он постиг тайну.
Обезьяна стянула брошку с девицы и унеслась по мостовому канату.
Иван перешёл на другой берег и у начала моста увидел старика с протянутой рукой. Он тут же полез в кошелёк. Вытащил, что смог, и положил тому в ладонь. Старик улыбнулся в поклоне. Иван тут же отвернулся и поглядел на небо. О, тайна мироздания! Как хорошо!
Но старик догнал его и потянул за плечо.
– Добрый байя!
Запавшая улыбка стала шире, излился смех. Другой рукой старик вытянул из-за угла мерзкого вида старуху. В дырявом с блёстками сари с паклей краски во лбу. Она так же беззубо улыбалась, глотая кривой нос. Старик настойчиво указал Ивану на неё. Потом на деньги в своей руке.