Тося растерялся, схватил ее руку и стал трясти, одновременно пытаясь вручить Марине Ивановне букет. Прошли в так называемую гостиную. Присесть было решительно некуда. На диване громоздились завалы из маминых любимых журналов, каких-то коробок, одежды. Яна явно расстроилась.
– Мам, ты нас что, не ждала?
– Почему же? Ой, спасибо, не стоило, – Марина Ивановна взяла торт из Яниных рук, – А лекарство привезла?
– Ты же ничего не говорила.
– Говорила, вчера, когда ты звонила.
– Нет, мам, я бы купила!
– Что-то у тебя с памятью плохо. Не понимаю, как ты сессию сдала. Это, видимо, из-за роста. Говорят, у слишком высоких людей кровь до мозга плохо доходит, – и Марина Ивановна метнула проницательный взгляд на Тосю.
Яна вспыхнула, но Антон легонько сжал ее руку, и она промолчала.
– А пойдемте пить чай, – как ни в чем не бывало пропела Марина Ивановна.
Спустя пять минут они уже сидели на крохотной кухне за столом, покрытом выцветшей клеенкой, Марина Ивановна в своем коронном месте на углу, Антон все никак не мог приладить свои ноги, а Яна грела на огне чайник со свистком. Пока мама допрашивала Антона с пристрастием, Яна успела быстро отмыть несколько тарелок, ложек и чашек, покрытых культурным слоем старой заварки, зная заранее, что мать в лучшем случае ополаскивала посуду водой. Всякий раз, навещая маму в течение последнего года, Яна старалась наводить порядок, всякий раз тратя по нескольку часов на уборку. Но все равно было досадно, что несмотря на то, что Яна позвонила заранее и предупредила Марину Ивановну, что приедет знакомить ее с Антоном, она и пальцем не пошевелила, чтобы придать квартире хоть сколь-нибудь товарный вид, и Яне было страшно неудобно перед Антоном. За беспорядок, за этот допрос, за то, что в доме нет ни одного портрета Николая Казимировича. После Яниного отъезда мама куда-то их убрала. На креслах громоздились кучи одежды, пианино покрывал толстый слой пыли и каких-то старых газет, в раковине громоздилась гора грязной посуды, которую Яна сейчас и перемывала. А мама продолжала допрос:
– И где вы жить планируете? – по ее царственному лицу и поджатым губам было видно, что она настроена критично.
– Пока в общежитии, потом снимать будем, потом купим квартиру, – Антон отвечал быстро и честно, со своим еле слышным уральским говорком. Он не стелился, не пресмыкался и не восхищался красотой и интеллектом Марины Ивановны, за что, как видела Яна, она сразу его невзлюбила.