Потом Яна не могла толком вспомнить ту ночь. Помнила только, что как следует разглядела Антона, только когда взошло солнце. Он был очень высоким, с длинными руками и ногами, чуть сутулый, с улыбчивым открытым лицом и мягким голосом, а в уголках глаз всегда играла улыбка. Яна, как правило бывшая на голову выше окружающих, впервые в жизни чувствовала себя рядом с ним дюймовочкой. Как-то само-собой получилось, что они взялись за руки, а костер остался далеко позади, и стихли голоса. И Яна уже не понимала, говорят ли они о чем-то или просто думают в унисон.
А когда взошло солнце, им обоим все стало ясно, и они, по-прежнему держась за руки, пошли назад в деревню. Комары перестали существовать, остался только березовый ветер, цикады и острое предчувствие огромного счастья, от которого захватывало дух и фразы становились короткими, и паузы длинными, и необходимость говорить о чем-либо таяла в первых рассветных лучах. Вот это и осталось в памяти навсегда. Не где они бродили и о чем разговаривали, а только бесконечное, чудесное своей внезапностью чувство завтрашнего счастья.
С того дня они стали неразлучны, пространство вокруг само собой трансформировалось таким чудесным образом, что не прошло и недели, как они уже жили в общаге вместе, потому что сосед Тоси снял квартиру, а комендант общежития проявил невиданную для него лояльность, на что уходила вся Тосина стипендия. Все складывалось само собой, как пазлы. Удивительно то, что даже Янина мама, вечно тревожная и подозрительная, ни о чем особо не спрашивала, когда Яна забирала из дома наскоро собранный чемодан. Просто стояла в коридоре, и Яне приходилось протискиваться мимо, чувствуя кожей ее недовольство, но не обращая на это ни малейшего внимания. Тося ждал у подъезда, хотя просился подняться в квартиру, познакомиться с мамой. «Не надо, долго объяснять,» – взбегая по ступенькам, крикнула она через плечо, и вдруг осознала, что ей ни капельки не жаль покидать эту сырую захламленную квартиру. Хорошо бы, навсегда.
До станции шли пешком, Тося волок чемодан – не лезть же с ним в маршрутку. О такси не могло быть и речи, денег было впритык на то, чтоб дотянуть до стипендии. Навстречу валила толпа, как раз закончили работу все городские предприятия и НИИ, в которых работало практически все население подмосковного закрытого городка, где прошло Янино детство, и откуда она теперь уезжала вместе с любимым – навсегда, она понимала это тогда, и так и вышло. По окнам электрички хлестал майский дождь, в вагоне было пусто, они сидели, обнявшись на деревянной лавке и смотрели, как за окнами, вся в молниях и ливнях, на них наплывает Москва.