– Из-за Датсона? Думаю, теперь, я хочу видеть тебя еще больше. Ты спас меня. Я принесла тебе ужин.
– Меня тошнит.
– Это с голоду. – отмахнулась Пенни и оттолкнув меня прошла в прихожую.
Пока Пенни накрывала стол, я выпил горсть всякого аспирину и таблеток от желудка.
– Почему накрыла на одного?
– Уже поздно. Я просто выпью.
– От одного раза, ничего с твоей талией не случится.
– Мне правда не хочется.
– Без тебя, я есть, не буду.
– Ладно. – она громко поставила на стол вторую тарелку. Я тоже психовал. Я ведь как-никак несколько часов назад стрелял в человека.
– Чего вкус?
– Я обижу тебя, если скажу, что неизвестности?
– Не обидишь. Неизвестность – время для раздумий. И для принятия решений.
– Ты в это веришь? – я отправил последний кусочек со своей тарелки в рот.
– Ты, я заметила, отказываешься верить в очевидное.
– В то, что Датсон убил моего напарника?
– В то, что ты решил проблему. И неважно, было ли это правильно. Знаешь, в кулинарных книгах есть миллион рецептов. Но если ты экспериментируешь, это не значит, что ты делаешь не верно.
– Когда готовишь – создаешь, а не уничтожаешь…
– А кто сказал, что ты ничего не создал? Созидание и разрушение идут рука об руку.
– Ты права. Повара тоже неплохие психологи.
– До барменов далеко, но мы стараемся.
Мы могли так философствовать всю ночь, но, слава богу, нашли занятие поинтереснее.
Утром Пенни уехала. А я решил, что раз теперь я отстраненный агент и убийца, можно заняться собой. Я побрился, выбросил из холодильника все банки с плесенью, смел с дивана крошки, постирал носки и даже не покурил на голодный желудок.
К обеду такая жизнь мне надоела, и я поехал на работу. Из-за пропажи органов прямо из морга охрану усилили, но меня по старой памяти все равно пустили, даже не спросив пропуск.
Иногда я поражаюсь, сколько всего зависит от связей людей. Как строги мы к незнакомцам и как сильно хотим верить тем, кого знаем.
Размышляя эту мысль, я столкнулся с директором Кордоном.
– Что вы здесь делаете, Маккинли? Извиняться пришли?
– Нет. Забыл линейку в столе.
– Правильно. Я бы вас все равно не извинил.
Я молчал. Кордон уже даже не смотрел на меня, но все равно продолжал унижать. Сейчас он в своем страстном порыве не различает кто я, его подчиненный, кассирша в супермаркете или работник заправки. Ему важно показать свое превосходство. Финансовое, умственное, карьерное… Я сделал шаг в сторону. Еще один. И еще. Кордон не заметил, как я ушел. Он все еще смеялся над своей остротой, про то что меня надо выставить в палате мер и весов как эталон невежества в вакууме. По мне, так это идиотизм. В вакууме ведь нет звука. И никто не услышит моего невежества.