Почему русским нельзя мечтать? Россия и Запад накануне тотальной войны - страница 4

Шрифт
Интервал


Однако двойственность все равно прорывается наружу. Гражданская война продолжается, но в новых форматах. Прошлое стравило нас – тротилоподобен любой повод: будь то фильм о Николае II, доска Маннергейму или памятник Сталину. Черти беспамятства тащат нас в ад, сталкивая с предками, потомками и современниками.

От советского прошлого нельзя отмахнуться. Но внятного его понимания нет и сейчас, а в 1990-х общество бултыхнулось в растерянность, переходящую в отчаяние. И речь идет не только об экономических, социальных, политических проблемах, но и в первую очередь, как уж говорилось, об утрате самоидентификации. Люди не могли ответить на вопрос: кто я? Установилась трехосная система координат: порочное прошлое, тоскливое настоящее и сомнительное будущее. Квинтэссенцией данного состояния стал вопрос таксиста из «Брата-2»: «А где твоя Родина, сынок?» Вопрос этот венчал монолог-приговор об утрате России и русской идеи. Кого ты спасти решил, народ-богоносец, если даже себя спасти ты не в состоянии? И все это свелось к материалистической истине: «Родина – там, где задница – в тепле, и ты лучше меня это знаешь».

Это спасение собственной задницы, звучащее едва ли не в каждом голливудском блокбастере, стало по сути главной идеей 1990-х, экспортированной в красиво упакованном виде нам с Запада. Казалось, что его контроль в России установился над всем – от экономики до сознания. За считанные годы люди стали рождаться, расти и воспитываться в принципиально иной матрице идей, ценностей, смыслов. И отчасти эта стремительность окрылила, успокоила Запад.

Впрочем, предпосылки для его благостного состояния появились куда раньше. Карибский кризис, «кузькина мать», американские солдаты – во Вьетнаме, советские – в Афганистане, стратегическая оборонная инициатива Рейгана – маркеров напряжения хватало. Но вдруг – «перестройка», и далее – падение Берлинской стены и советский суицид в стиле easy. Мало кто ждал, что все случится настолько легко. Но Москва не только не препятствовала воссоединению Германии, но наоборот – Горбачев, рассчитывавший на щедрую финансовую поддержку ФРГ, зажег ей зеленый свет и позаботился о том, чтобы тот горел ярко. В ноябре 1989 года Берлинская стена пала, а в августе 1991 года пал и Советский Союз.

Дальше оставалось поставить во главу страны – по-прежнему оскорбительно большой – свою власть во главе со своим человеком. Им стал Борис Ельцин, представлявший главным образом либерально-демократическую интеллигенцию. Ему противостояли Александр Солженицын от славянофилов-традиционалистов и Михаил Горбачев от коммунистов-реформаторов. Победил Борис Ельцин. Он же повторил этот фокус в 1996 году. И хотя демократия в стране не установилась, а народ все больше напоминал нищих из угандийской деревушки, Запад по-прежнему поддерживал своего избранника. Правовая система работала не на защиту населения, а на поддержание сложившейся конъюнктуры.