Стоило мне только разорвать контакт, как я тут же оказался в
своем собственном теле, и уже через мгновение, поднялся с пола,
отряхивая свою одежду, и оглядывая место, где именно я оказался. О
недавних побоях, можно было не вспоминать. Мое тело полностью
восстановилось, и я чувствовал себя, наверное, даже лучше, чем до
произошедшего. Заодно в голове тут же соткалось понимание того, что
сейчас произошло. И что отмеченная мною в Убежище «Энергетика» —
это не моя профессия, а нечто иное, позволяющее мне использовать
какую-то энергию не слишком понятную для меня, себе во благо. Тут
же попробовав посмотреть, что творится у меня самого, кроме
довольно бледной кожи тоненьких костлявых ручонок, я так ничего и
не увидел. После, несколько раз путался повторить опыт, но увы, так
ничего и не получилось. То есть самого себя я при всем своем
желании просто не видел, только снаружи. Или в зеркале.
Комнату, в которой я находился, когда-то, наверное, можно было
назвать довольно богатой. Во всяком случае, стены были оклеены
некогда довольно дорогими обоями, явно не советского производства,
на полу лежал толстый, палас, сейчас откровенно загаженный уличной
обувью. Отцовские ботинки, находящиеся на его ногах, были
откровенно грязны, да и мои по сути не чище. Потолок выглядел
несколько лучше, хотя по углам уже вырисовывались паучьи тенета с
десятком застрявших в них мух, да и так он был несколько сероватым,
видимо из-за печного отопления, и потому, что отец курил прямо в
комнате. У одной из стен, стояла печь голландка, полукруглым боком
выступая из наружу. Под ее топкой, а прибитом к полу жестяном листе
валялись крошки угля, какие-то щепки и разорванный дневник за
первый класс школы, из-за которого и состоялась порка.
Посередине комнаты находился круглый стол, укрытый слегка
потертой клеенкой, со стоящей на ней грязной посудой, с остатками
обеда в виде одиноко лежащего в большой тарелке надкусанного
пельменя, куска хлеба, и лежащей на боку граненной рюмки. Тут же
стояла наполовину выпитая бутылка мутного, с молочным оттенком
самогона, заткнутая пробкой из свернутой газеты, на которой
проступала фотография с густой бровью и как бы подмигивающим глазом
генерального секретаря ЦК КПСС, Леонида Ильича Брежнева. А на
блюдце, находящемся возле нее лежал ржавый надкушенный и слегка
продавленный по бокам соленый огурец, с прилипшей к нему веточкой
укропа, и парой горошинок горчицы. Подле тарелки с довольно рожей
устроился таракан, обрабатывающий крошку хлеба. Еще несколько
тараканов пристроились к каплям влаги, от пролитого самогона, а
один самый шустрый взобрался на край тарелки, и шевеля усами
прикидывал возможные пути, чтобы добраться до лежащего в ней
пельменя, и никак эти пути найти не мог, из-за залитого на дно
тарелки остатков бульона. А плавать он похоже не умел.Решив ему
помочь, я положил на край тарелки вилку соединив пельмень с
бортиком. И мне показалось, что таракан, даже поклонился мне
изъявив благодарность, а после шустро перебрался к пельменю.