— Я взяла на себя смелость подчеркнуть свой новый статус, —
почтительно ответила.
— Статус? — королева по-кошачьи сощурилась.
Теперь я могла рассмотреть её. Красивая. Величественная, словно
сошедшая с картины. С идеальным, не тронутым временем лицом, белой
кожей и тёмно-фиолетовыми волосами. Она неуловимо напоминала
настоящую Реджину и, кажется, я начинала понимать, почему кронпринц
предпочитал именно такой типаж.
Это был ответ ненавистной мачехе и возможность унизить её, не
ввязываясь в открытый конфликт. Ведь даже если она пожалуется
королю, Каин всегда может сказать, что унаследовал его вкус. Ну
разве это преступление?
— Пурпур и золото — ваши цвета, моя королева, я была бы
счастлива использовать их, но фрейлинам позволено носить лишь
сиреневый, песочный и светло-фиолетовый. Надеюсь, вы простите мою
дерзость и тщеславие. Я не дождалась официального представления, но
явиться в неподобающих цветах на бал, устроенный в вашу честь, не
могла.
По традиции Беатриче называли Госпожой полуночи, а короля —
Стражем полудня. Этот бал посвящён летнему Излому и самой короткой
ночи в году. Читая книгу, я так и не поняла, почему сегодня все
чествуют королеву, а во время самой длинной ночи — наоборот,
преподносят дары королю.
Возможно, автор намекал на равновесие сил или нечто подобное. Но
подробностей, увы, не последовало. Дальнейшие события всецело
закручивались вокруг Амаранты, и в какой-то момент книга будто
превратилась в личный дневник главной героини.
Если не займу её место, лишусь единственного преимущества.
— О… моё милое дитя, — королева улыбнулась.
Жестом отпустив служанку, колдовавшую над её причёской, она
грациозно поднялась и подошла ко мне.
Её движения завораживали своей мягкостью и томной элегантностью,
но едва она коснулась моих волос, затылок обожгло болью. Беатриче
слишком сильно сжала пальцы, словно хотела выдрать пару прядей.
Первое и единственное предупреждение.
Хотя со стороны всё выглядело как проявление благосклонности.
Краем глаза я заметила побагровевшее и перекошенное лицо
Тильфи.
— Как это прекрасно, — проворковала Беатриче, — такая
преданность трогает мою душу. Но разве вы забыли, о чём я писала
вам?
Судя по недоброму взгляду, в переводе фраза означала: что ты
себе позволяешь, тварь?
— Я помню о своём долге, моя королева.