Идея воздействовать на «направление умов» в Европе принадлежала
Бенкендорфу. Николай ее горячо поддержал. Начали с германских
земель. В 1832 году вместе с Сагтынским на работу в Третье
Отделение устроился барон Карл Фердинандович Швейцер, которого
сразу отправили за границу в качестве главного резидента. Не
блещущий талантами как журналист, барон оказался великолепным
конспиратором и разведчиком. Из Вены, где он устроил свою
штаб-квартиру, он мотался по всей Европе, создавая сеть добычи
информации. Пруссия, германские княжества, Бельгия, Швейцария и
Франция – везде появились его шпионы. Подготовка восстаний в Польше
шляхетской бандой эмигрантов – вот, что волновало Швейцера в первую
голову.
Но сбор разведданных и противодействие польской эмиграции в ее
антирусских планах – этого было недостаточно. Нужен был человек,
который смог бы вернуть России ее очарование в глазах просвещённой
Европы – то сильное нравственное впечатление, которое произвел
заграничный поход русской армии, завершившийся взятием Парижа в
1814 году. Тогда все превозносили Александра I, русские были в
моде. С годами впечатление поутихло. Подавление польского восстания
и угрозы карательных экспедиций против европейских революций
вызвали негодование у властителей умов, а вслед за ними и у простых
буржуа. Россию стали мазать черными красками. Страна рабов, нагайки
и гнета, Сибирь и татары с казаками, деспотизм и угроза свободе…
Русофобия, поднявшая голову в Лондоне, начала прорастать и на
континенте, питаемая английскими соверенами. И тут появился Яков
Николаевич Толстой, отставной гвардии штабс-капитан!
О, это был человек удивительной судьбы! Блестящий офицер эпохи
Освободительного похода, он стоял у истоков декабристских обществ.
В частности, вместе с Пушкиным и Дельвигом, с которыми был очень
близок, входил в число тех, кто участвовал в собраниях «Зеленой
лампы». По счастливому для него стечению обстоятельств, он никак не
мог оказаться вместе с друзьями на Сенатской площади 14-го декабря:
еще в 1823-м выехал из России на лечение в Европу. Обосновался в
Париже. Во время следствия над декабристами всплыла его роль в
ранних обществах. Его вызвали в Петербург. Он, заочно осужденный,
стал невозвращенцем. Влачил жалкое существование в столице Франции,
зарабатывая на хлеб литературным трудом. Другой бы на его месте
бросился очернять родину и зарабатывать свои тридцать
серебренников. Так поступили многие и тогда, и в будущем. Но не
Яков.