Я хочу пламени. Жизнь и молитва - страница 18

Шрифт
Интервал


Владыка мой Господи, на Тебя я возлагаю свое спасение и целиком вверяю себя самого только Тебе одному. Будь же моим Богом, будь моим Спасителем, будь же, Господи, Сам перед Собою всегдашним ходатаем за меня. Боже мой, надежа моя, спаси меня, введи меня в Царство Твое, ибо я Твое создание!

§ 4. [Великий пост в деревне]

Снова о своем детстве. Не могу умолчать о том, как на мою детскую душу долго, неотразимо действовал Великий пост, проводимый жизнью наших козинцев. Вот наступает первый день первой недели Великого поста. Радостная тишина. Только в голове твоей проносятся яркие картины дикой Маслены[13]. В эти минуты носятся такие странные, но уже известные образы, как в дни разгульной Маслены длинная вереница тянется запряженных коней в санки с дугами, разукрашенными полотенцами, лентами, соломенными перевязками. Все они тянутся по зимней дороге, избитой глубокими ухабами, в санках находятся молодые и старые люди обоего пола, одни из них сидят смирно, спокойно, только между собою посмеиваются, другие, наоборот, скачут, танцуют, размахивают руками, кричат, свистят, шумят и т. д.

Здесь у кабака стоит огромная толпа мужчин и женщин, среди них много пьяных. Они смотрят, как два старика саженей на десять расходятся и потом вдруг изо всей силы бегут один к другому и лоб об лоб бодаются между собою. Не успела эта картина промелькнуть в воображении, как выступает другая картина ― это весь зимний кулачный бой села на село, одной части села на другую. И вот этот кулачный бой представляется твоему детскому воображению в очень сильных красках: здесь вспоминается, как не раз батюшка с крестным ходом разгонял бьющихся крестьян, как много от этого кулачного боя прежде времени сошли в могилу, как у того или другого молодого юноши выбиты ребра, а то и глаз. На смену этой картине выступают в памяти и другие бесчисленные картинки.

Все это вспоминаешь только сейчас, когда в селе так тихо, тихо кругом стало. И только лишь заунывно звонит колокол: бо-о-ом, потом минут пять снова наступает тишина, потом опять слышится: бо-о-ом! На душе хорошо. Вот смиренно, точно в чем-нибудь провинившиеся, тянутся люди то оттуда, то отсюда поодиночке в церковь. В церкви батюшка в черном облачении произносит: «Господи и Владыко живота моего». Народ делает земные поклоны.