- Запрашивайте подмену, - напутствую Семёныча.
- Понял, - и уходит, а сам всё бормочет, - да как же так вышло-то? Вроде всё было…
Потом зашла Алла, обеспокоенная и недовольная,
- Ну, как они?
- По-разному, - я сторонюсь, пропуская её из тамбура в лазарет и давая обзор, - Красавин ушёл к себе, а этот, вот…
Алла, снимает меховую шапку, напоминающую сугроб и, обстукав с ботинок снег, осторожно двигается к койке, а я, не желая смущать, накидываю пуховик и выхожу на воздух.
На улице метёт так, что соседнего вагончика почти не видать, ледяной ветер зло швыряет в лицо не то что снегом, а колючим, царапающим льдом! Погода, точно, не лётная. Хоть бы поскорей стихло. Интересно, у них со Стрельцовым серьёзно?
Вскоре инженерша выходит, останавливается и молчит, потом, спрашивает,
- Всё хреново?
- Не фонтан, думаю нас ожидает двухсторонняя пневмония, а у меня такие лекарства, что на медведя с рогаткой сходить успешней, чем его тут вылечить, и вертолёта не дождёшься!
- Что ты ему сделала?
- Вколола жаропонижающее и антибиотик из того, что есть, но слабоват, здесь нужно лечение посерьёзней, - объясняю, как могу, чтобы поняла.
- Я не об этом, - мнётся, потом поднимает на меня обиженный взгляд, - что ты сделала? Почему они схватились с Красавиным? Ну ладно, тот сельский парубок с дальнего хутора, не шибко обезображенный интеллектом, а этот - нормальный разумный мужик!
- Поверь мне, НИ-ЧЕ-ГО!
- Не верю, - мотает головой, - когда ты успела? Как успела за неполный месяц снести башку двоим мужикам сразу? Зачем? Зачем тебе эти игры? Ты взрослая образованная баба, тебе детей пора рожать и растить, а не стравливать мужиков на потеху!
- На потеху?! – тут меня словно подбрасывает изнутри, - хороша потеха! Я вижу, как все вы смотрите на меня волками! Осуждаете, словно я в чём-то провинилась! Вы ничего не понимаете, ничего не знаете! – на последнем слове срывает кран, и я начинаю реветь. От обиды, от боли, что всё так хреново, и от страха, что не сумею спасти Стрельцова, что вертолёт опоздает, что будет уже поздно. Он помрёт прямо у меня на руках, а я вместе с ним от горя!
- Ладно, прости, - Алла трогает меня примирительно за плечо, - я мёду принесу. У меня настоящий, липовый, всегда с собой беру на вахту, - я стараюсь заткнуться, благодарно киваю, зажав рот ладонью, а она уходит. Какой уж тут мёд, тоже мне панацею нашла.