Остудив на ветру зарёванное лицо, возвращаюсь в дом, сбрасываю пуховик на вешалку и уже хочу пробраться на свою половину,
- Стой! – хрипло, но вполне здраво и в приказном порядке. Стою, - иди сюда!
Иду, ставлю табурет напротив и сажусь. Руки на колени, как школьница. Рассматриваю своё вражеское чудовище. Волосы дыбом, на брови пластырь, на скуле ссадина, губа слева распухла, под глазами болезненные тени залегли. Жуть! Чего я в нём нашла?
Молча жду, что скажет ещё.
- Дело дрянь? – сразу к конкретике.
- С чего ты взял?
- В зеркало на себя давно смотрела? Там всё написано… - похоже я не лучше.
- Если ты такой востроглазый, значит, не всё потеряно, - усмехаюсь, - просто не спала ночь из-за вас идиотов. Сейчас умоюсь, накрашусь, чего тут не делала ни разу, да у меня и косметики-то с собой нет почти, и буду как майская роза.
- Лучше поспи, - предлагает, и в голосе как будто даже забота проскальзывает и сочувствие, - мне вроде полегче. Не помру пока.
- Спасибо, - встаю и собираюсь последовать его совету. С трудом. С ног валюсь от усталости и от нервов, но как оторваться от него сейчас? Мне кажется, он тоже не хочет, чтобы я ушла. Отсылает, а сам в тайне надеется, что останусь. И я нахожу повод задержаться,
- Сейчас температуру проверим, и пойду.
Я долго и упорно трясу термометр, прежде чем вставить ему подмышку, потому что любое прикосновение не проходит для меня бесследно, а ресурс хладнокровия исчерпан, тем более, и он потеплел как-то. Выключить себя я не в силах, особенно, когда Игорь глядит на меня в упор. Фиг знает, может он это понимает, поэтому спасает, забирая градусник из моей руки, даже не касаясь.
Потом мы пять минут молчим. Нам и поговорить-то, не о чем, да и не нужно. Потому что опять наговорим такого… А вот молчится у нас прекрасно. Я гляжу на него, он на меня. И столько в его взгляде! Там есть место и прости! И ну, как ты? И ещё, что-то важное и главное, но, наверное, я ошибаюсь, приписывая всё это молчаливому взгляду своего заклятого…
Термометр зафиксировался на отметке тридцать семь и восемь, и это прекрасно! Потому что ночью, когда оттаял под одеялами, он меня напугал своими тридцатью девятью с половиной! Вернул его так же, как и забрал, не касаясь. А я держу и чувствую на тонкой стеклянной трубочке его тепло и запах. Он там вспотел сто раз за эту ночь, но от запаха его пота мне сносит крышу… опять! Беру себя в руки, говорю,