— Та нечисть по́жрала, наверно, — не отвлекаясь от своей вязки, ворчливо изрекла третья. — Мне еще моя бабка сказывала, что в том краю волкодлаки водются.
— Да про волкодлаков ужо сколько веков никто и слыхивать не слыхивал! — возмутилась первая, досадуя, что соседка, портит всю загадочность ее сказа. — Бесследно тама народ пропадает, говорю вам!
— Да шо, отколь столько лет взялося! Не дальче, чем с дюжину годков назад в Милонежском княжестве волкодлак пол деревни пожрал, — напомнила третья, умело перекидывая петельки со спицы на спицу.
— Иль упилися на празднестве каком, да сами друг на друга прыгать стали, — проворчала первая. — А как опомнилися — тута и волкодлака приплели.
Телега вновь тронулась и Леона опять подтолкнула коня идти следом. Старушки теперь уже судачили о разгулявшемся по зиме Блуде — лесной нечисти, сбивающей путников с дороги, да о том, сколько доброго люду замерзло в лесах по его милости. Леона перевела взгляд вперед, более не прислушиваясь к их разговору — народа в очереди перед ней становилось все меньше.
В воротах, сквозь которые медленно проехала очередная крытая купеческая повозка, стояло шестеро взмокших в своей пузатой броне стражников. Леона озадаченно оглядела их. Что взбрело в голову старосте? Раньше она не замечала, чтобы стража носила такую броню. Обычно на празднества, когда собиралось много народа, они надевали лишь кольчуги. Не больше... Девушка сочувственно пожала губами. Зачем в обычном, пусть и крупном, селе ставить аж шесть стражей, закованных с ног до головы в раскаляющееся на солнце тяжелое железо? Мучаются небось, вон взмокли все.
У забора, за спинами блюстителей порядка, находился небольшой деревянный стол, за которым, сгорбившись, сидел уже немолодой сухощавый писарь и заносил в толстую книгу учета сведения о приезжих купцах.
— Цель прибытия? — вяло спросил Леону ближайший стражник, когда подошла ее очередь.
— Ярмарка. Хочу посмотреть на циркачей и глотателей огня.
— Глотатели в энтом году не приедут, ихний главный погорел давеча, — усмехнулся упревший от жары мужчина. Ему это явно казалось смешным каламбуром.
Леоне сделалось противно. Она с недоуменным отвращением посмотрела на стражника, потеряв к нему всякое сочувствие. Как можно насмехаться над чужим горем?
— Торговлю вести бушь?