Инна со скрипом открыла ветхую деревянную форточку. Осенний ветер пронзил спящую квартиру, и она перекрасилась в более синий оттенок. Топор упал.
– Все встанут, потом на собрании все и скажу. Такие вещи на голодный желудок обсуждать – язву зарабатывать – ответил командор Хэм, затем перевел взгляд на Инну, снимавшую фартук – Француз с Анной нам что-нибудь принесли?
– Что-то точно. Вон там в коридоре тубус стоит черный – Инна указала на темное пятно за дверью.– Французу вчера бровь разбили, и голову, похожу стрясли. Анна говорит на постового наткнулись, из тех, что его в прошлый раз принимали. Он пытался их задержать, где-то на углу 8-ой и 9-ой улицы. Фран только дернулся, тот ему прикладом и шибанул – Инна вздохнула. – Эти сволочи сейчас на приклады накладки чугунные отливают, додумались, как свинство своё прикрывать. Вроде и слегонца прикладом двинул, а у парней потом синдром вождя, лежат по диспансерам, кукушками летают. Ты слышал про подростка на прошлой сходке, которого опознать после облавы не смогли? Лежал такой, красивый, без зубов и половины щеки. Класс, просто! Экстремисты. Подонки… ну подонки…
К концу этого монолога, Инна говорила все тише, все медленней. По окончании она просто закурила сигарету из красной пачки Кошкина, и тихонько отпила чай с бергамотом, периодически вздыхая. В этих вздохах была каждая мать, что расклеивает черно-белые объявления по подъездам бесчисленных пятиэтажек. В этих вздохах были все дочери, не вернувшиеся домой, после собраний политических кружков. В этих вздохах была она, но не живая, сидящая сейчас здесь. В них она лежала на мостовой, без зубов и щеки, под взглядами широко открытых глаз прохожих, и мерцание проблескового маяка скорой помощи, которая находилась здесь уже больше для проформы, нежели по своему назначению.
– Ин, мы им сейчас не «парни» и не «девушки». Ты же видела, как желтушники нас теперь называют? Мы теперь террористическая организация «ВОЛЯ», экстремисты и враги всего человеческого – сказал Кошкин.
На некоторое время в воздухе повисло молчание, но не простое, а определенного свойства. Под такое ты слышишь, как улетучивается твоя жизнь, а наручные часы, оставленные на столе, придают этому полету ритм. Тик-так, время бежит. Тик-так – ну, как-то так. Тик-так, что ты прожил, кроме моды? И что ты сделал для хип-хопа в свои годы?