У неё стильная короткая стрижка, такой же стильный брючной костюм в тонкую синию полоску и очки. Алая помада, как ни странно, не делает её вульгарной, а наоборот – яркой, подчёркивает индивидуальность. Не будь Тигра такой стервой, я бы назвала её красивой. Хотя… Красивая стерва – это ж, наверное, ещё лучше. Особенно, для преподавателя по праву.
– Маресюк, что прикажете с вами делать? – Екатерина Мироновна посмотрела на меня с явным сожалением. Стоп! Одинцова – жалеет? Меня? Кто где умер?
Захлопала ресницами:
– В смысле? – пробормотала растерянно.
– В коромысле, Маресюк, в коромысле… – ехидно передразнила она. – Как вы собираетесь сдавать право и чем изволите перекрывать неуды?
Шифером, хотелось съехидничать мне. У меня отец – кровельщик. Он всегда говорит: все люди кроют матом, а кровельщики – шифером.
Но Одинцова смотрела слишком пристально, буквально сверлила меня взглядом, и всё ехидство как-то таяло на языке.
– Ну, я жду…
– Понимаете, Екатерина Мироновна… – начала я сильно издалека, но она вернула меня в текущее русло:
– Не понимаю, Маресюк. Вот честно. Госэкзамены на носу, а у вас хвосты не закрыты. Неудов полна ведомость.
Так кто ж их ставил, едва не воскликнула я, но вовремя сдержалась.
– Екатерина Мироновна, – проканючила я, – ну, серьёзно. Не даётся мне вся эта ваша казуистика… – во, даже слово запомнила, могу гордиться собой! – да и право мне никогда не пригодится. Я ж намерена после универа прямиком замуж…
Ой-ой, кажется, я ступила. Очень сильно ступила на опасную территорию. Забыла, идиотка, что у неё студентка мужа увела. И теперь в каждой девушке она видела конкурентку, хотя других мужей у неё не было.
Ну, что ж, Тигра Мироновна, держать мужика надо крепче и кормить послаще, а не только байками из жизни Цицерона…
Но волна была поднята и обрушилась на меня настоящим цунами.
– Замуж, значит… Хорошо. Тогда поставлю-ка я вам ещё один неуд за то, что спите на лекциях. И подам в деканат о недопуске вас к госам, пока вы у меня все хвосты не подтяните…
Вот же стерва!
– Мужика вам надо, Екатерина Мироновна, – злясь, выпалила я, подхватила сумку и направилась к выходу.
– Я без ваших советов разберусь с личной жизнью, Маресюк.
Да разбирайся, сучка! Только меня в свои разборки не впутывай!
Было обидно. Дико обидно от всего происходящего. Я в жизни не рыдала из-за учёбы. Плохая оценка – не смертельно. Но Одинцова явно хотела моей смерти под гранитом науки.