— Я люблю маму и не хотела убегать. Но к нам приехал дядя Игорь этот, и бабушка сказала, что скоро у меня будет настоящий папа и я стану Малиной Игоревной Руденко, а я не хочу быть Игоревной и Руденкой не хочу. Он не настоящий папа, он некрасивый, и я не хочу быть на него похожей.
Логика железная! Даже не знаю, с чего начать распутывать клубок.
— Слушай, ну красота же не главное в человеке. Наверное, он хороший, раз мама согласилась замуж за него выйти.
— Нет. Я слышала, как мама с Диной разговаривала и плакала даже. Это маму дед с бабушкой заставляют.
Уверен, что девочка придумывает и нагнетает. Двадцать первый век на дворе. Никто не выходит замуж по воле родителей. Кто не хочет — разворачивается и уходит, как я.
Или же всё же выходят? Например, если на руках маленький привыкший к хорошей жизни ребёнок. Хм-м… Возможно, я просто не был на месте матери Малины.
— Хорошо, но скажи мне, чего ты добилась своим побегом? — захожу с другой стороны. — Того, что мама станет плакать ещё сильнее?
Малина глубоко задумывается, но ответить не успевает.
— Лина! Слава богу, ты нашлась! — раздаётся сзади женский возглас.
Голос кажется мне знакомым. Мы оборачивается с мелкой одновременно, и моё сердце ухает. А потом меня захлестывает непривычной волной противоречивых чувств. Там и радость, и ярость, и ещё куча разных эмоций, потому что к пляжу бежит Вероника.
Моя Ника. Девушка, в которую я влюбился первый и единственный раз в жизни. Ради которой хотел измениться и на которой планировал жениться. Которая без объяснения причин бросила меня прошлым летом и даже словом не обмолвилась, что у неё есть дочь. Девушка, благодаря которой я оказался в этом городе и затеял бизнес. Ведь знал, что она где-то тут, и надеялся когда-нибудь встретить.
Что ж, встреча эпическая.
— А говорил, что поможешь, — упрекает меня вредная малявка.
А Ника на ходу оглядывается, благодарит рабочего за помощь в поисках проблемного чада и только потом натыкается взглядом на меня.
Конечно, она меня узнает. После всего, что между нами было, иначе и не могло случиться. В первый миг на её лице мелькает шок и она даже с шага сбивается, но потом берет себя в руки, натягивает маску холодного презрения — непонятно, правда, из-за чего оно вдруг ко мне проснулось — и идёт к нам уже не спеша, с достоинством императрицы.