— Я дочку твоим именем назову, Мелисса, — проговорила Алана, когда мы в объятиях друг друга вволю порыдали.
— Сыновей нарожай, — через силу улыбнулась я. — Дочерям в этом мире туго придется. — Голос сорвался, в следующий миг нижняя губа у Аланы затряслась, а уж дальше мои и ее слова новый поток горьких слез поглотил.
***
Воспоминание пронеслось, и я снова на хозяина вулкана взглянула. Он моего ответа ждал.
— Так, да не так, — качнула головой.
— Поведай же, невеста, как дело было. — Сказано было таким тоном, что невозможно ослушаться. Но я решила попробовать. Все равно ведь изведет, а сейчас или позже — невелика разница…
— А тебе зачем?
— По сказкам соскучился, — сверкнули красные искры в глазах, будто в застывший агат янтаря капнули.
— Я сюда не тешить тебя пришла, а супругой тебе стать.
Прищурился и велел:
— Тогда правду говори.
— По своей воле здесь оказалась, — повторила твердо. — Иного не услышишь.
— Да ну? — протянул недоверчиво. — И не принуждал никто?
— Нет.
— И не обещали благами родных осыпать?
— Нет у меня родных.
Приметила, как у хозяина вулкана уголок рта дернулся.
— Натворила чего?
— Жила тихо и мирно, никого не трогала.
— От замужества бежишь, что хуже смерти?
— Говорю же: нет никого у меня. Ни родных, ни любимого.
— А был?
— Был, — сорвалось с губ, да так быстро, что и сама не успела осознать. Прижала пальцы ко рту, чтоб еще чего ненароком не выдать.
— И не придет за своей любимой? — не унимался хозяин вулкана.
— Нет, — выдавила едва слышно.
Качнул головой жених.
— Отчего же? Неужто смирился, что чудовище из-под горы его девицу забрало?
Слезы подступили к глазам, но усилием воли не позволила им пролиться.
— Никто за мной не придет. Нечего тут опасаться.
— Так где же твой любимый, которого на хозяина вулкана променяла? — выспрашивал жених.
— Мать-Земля знает где, — ответила почти зло.
Темная бровь хозяина вулкана вздернулась. Надо же, а я-то думала, и не проймешь его ничем.
— Что-то мертвых вокруг тебя много, невеста. Никак жрицу самой Старухи-Смерти прислали. Стоит ли мне за свою жизнь опасаться? — спросил почти весело.
Да ведь он и вправду смеется надо мной!
— Опасайся, коли страшно, — буркнула, больше удивившись, нежели напугавшись.
— А ты, выходит, смерти не боишься. — Уже не спрашивал. Утверждал.
— Боюсь. Все боятся, ежели боги разумом не обидели.