Мое сердце екнуло еще раз. Я поспешно встал, оправил безрукавку.
Не люблю и не хочу пользоваться бедственным положением женщины.
Каков бы я ни был подлец, у меня есть определенный кодекс, и первый
его пункт гласит – никакого секса с пленницами!
Вандора снова потянулась, приняв такую позу, что я чуть не
взвыл.
- Олег.
- Ну?
- Я слышала, как ты искал меня там, на «Благодати». Знаешь,
дорогой, а ведь ни один мужчина до этого такого не делал…
Вот почему эта чертовка прыгнула следом за мной!
К чертовой матери первый пункт!
Я ее раздел.
***
Час спустя, когда ночь
опустилась на море, я вошел в кормовую каюту, которую занимал
алхимический движок. Сам механизм был почти весь скрыт тяжелой
переборкой, наружу, на высоте примерно метра, выступала лишь его
часть - стальная, размером с большой арбуз сфера на массивной
деревянной платформе. Из ее основания, змеясь, под палубу уходил
десяток толстых стеклянных трубок; по ним сбегала ярко-голубая,
сверкающая субстанция.
«Питание для
дефлекторов, которые расположены по всей длине корпуса, - вспомнил
я слова одного из матросов. - Сияющий дистиллят. Если его подача
прервется, мы шлепнемся в море и будем идти на веслах».
Заодно я вспомнил, как
пытался попасть в клеть с движком (проклятое любопытство): обитая
железом дверь была заперта на магический пароль, известный только
Бакинчу.
«Первый раз не
смертельно, - сказал матрос, когда я очнулся на полу, в
замешательстве вращая глазами. - Второй тоже. А на третий шуранет
заправской молнией и сделает в тебе прореху... Что там, внутри, нам
знать ни к чему. Нам надо знать то, что снаружи. И благодари Уреша,
что я связан».
Франног сидел на
скамеечке дежурного матроса и, как зачарованный, наблюдал за
циркуляцией алхимического дистиллята. Шитый золотом халат Бакинчу
(«Проклятье, Франног, мы не мародерствуем! Это трофеи!») был ему
велик, старик подкатал рукава и зашпилил полы. Из-под них
выглядывали складчатые малиновые шальвары. Мягкие туфли тоже были
велики, словно аскет украл их у паяца.
В руках мудрец держал
нити из конского волоса – и плел из них шнур, медленно, уверенно и
не глядя на дело своих рук. Подле его ног стояли три сундучка
Бакинчу – позолоченный, малахитовый и черный лаковый. Все они были
открыты крышками ко мне.