— А почему вы думаете, что я не выберу военную сферу? —
нахмурился я.
Нет, я ее сам не рассматривал, и быть военным совершенно не
входило в мои планы, но почему кто-то, кого я вижу в первый раз
считает, что я в военные не гожусь?
— Это не ваше, — скривился Аксаков.
— А что мое? — я испытал облегчение, что мне не придется
отвечать на его вопрос. Он сам ответит за меня.
Арсений Антонович улыбнулся. Посмотрел на отца, кивнул. Отпил из
чашки, поставил ее на стол и наклонился ко мне.
— А вы молодец, Глеб. Я оценил ваш ход. Да, я прибыл сюда к вам.
Именно к вам. Для того, чтобы сделать вам предложение, которое
определит всю вашу дальнейшую жизнь.
Я взял чашку, отпил крепкого, слишком крепкого и сладкого,
какао, откинулся на спинку кресла, прищурился. Вот интересно, что
будет, если я сейчас скажу, что мне не интересно, я встану и уйду.
Я улыбнулся, получил ответную улыбку от Аксакова, который все
прекрасно понимал. Мы все понимали, что я могу так сделать, но все
понимали, что не сделаю. Теперь я понял, что имел в виду наш гость,
когда говорил о том, что у человека появляется власть, когда в нем
кто-то заинтересован. Главное, не перегнуть палку.
— Я слушаю вас, господин Аксаков, — кивнул я.
Арсений Антонович допил чай. От какао
он наотрез отказался, чем, как мне показалось несколько расстроил
отца. Ну, а я порадовался, отец почти не пьет, налив себе чашку еще
до прихода гостя, изредка поднимает ее, но или не доносит до рта,
или прикладывает к губам, но не пьет. А значит весь чудесный
напиток достанется мне. И отец это понимает, он даже кофейник ближе
ко мне переставил. И я уже на половину его опустошил.
Отец нервничает и скрывать этого не
думает. Самообладание пока справляется с эмоциями, но долго оно не
продержится. Ему бы не помешала помощь, например, если бы господин
Аксаков перешел к тому, зачем приехал, это бы серьезно отвлекло
отца и озадачило меня. Но гость наш никуда не торопится.
Аксаков поставил на стол пустую
кружку, красноречиво взглянул на отца, и тот встал, поднял чайник
и, заложив свободную руку за спину, налил гостю чая. Потянулся было
к сахарнице, но гость поднял руку и его остановил.
Звякнула цепочка, мелодично щелкнул
замочек, от крышки отразилась свеча и блик ее на мгновение ослепил
меня. Я взглянул на гостя, тот с задумчивым видом не то торопил, не
то пытался притормозить стрелку в собственных часах. Он закрыл
часы, зажал их в кулаке, прищурившись покосился на меня, кивнул,
словно принял невеселое решение. Вновь глянул на часы, отпил чаю,
еще раз кивнул сам себе, убрал часы и наклонился ко мне.