– Почему?
– Балованный, любимый. Ты в стороне в семье стояла. С краю. А
ему все в руки давали. Вы по-разному жили.
– И что?
– Ты закаленная. А он не понимает такого удара судьбы. Не готов.
Но ведь не гнилым вырос. Хорошим. Справится.
– Ох!
– Девочка моя. Ты, как ива, рыдаешь, скрипишь, гнешься. А
мужика, как большой дуб, такая беда пополам ломает.
Как-то под вечер бабушка уже ускакала к себе. Надя уложила сына
спать. Сидела за машинкой. Она сильно похудела. Вся одежда
болталась как на швабре, поэтому взялась ушить юбку и джинсы.
Кирилл забежал с пакетами. Надя не укоряла. Не плакала. Убрала
еду в холодильник. Спросила, не хочет ли чаю.
Он кивнул.
– Может, тогда поужинаешь?
Кирилл опять согласился. А надо сказать, он не ел и не оставался
дома с того времени, как Леше исполнилось два месяца. Когда ушел
по-настоящему. То есть уже полгода.
Надя вспомнила все, что бабушка говорила о Кирилле. Что ему
больно и страшно, но не показывает. Что он порядочный парень, но не
справляется с этой бедой. Что орать на него нельзя, даже если очень
хочется.
Надя налила борщ. Нарезала помидоры. И брякнула что-то
вроде:
– Бедный мой.
Кирилла прорвало. Он не плакал – хрипел, как умирающий зверь.
Тряс башкой, смахивая с лица слезы. Надя подкралась со спины.
Обняла. Прижалась щекой к макушке.
Успокоившись, он все же поел. Даже попросил добавки. Долго
молчал. Потом поцеловал жену в щеку и пошел к двери. Надя следом. У
нее сердце обрывалось от каждого его шага. Но не упрекала. И он
остановился. Спросил, не поворачиваясь:
– А если не справлюсь? И все равно сбегу? Через день? Через
два?
Надя снова прижалась к широкой спине. Обняла.
– Значит, сбежишь.
Он уходил еще раз пять. Около года он метался между жизнью
свободной, легкой и жизнью с Надей, с больным сыном.
А потом однажды – бабушка как раз осталась с мальчиком – вытащил
Надю на море. Подальше от людей. На дикий пляж. Днем. В сентябре.
Надя окунулась. Она не очень дружила с водой. Плавала там, где
достает дно, и кое-как, по-собачьи. А Кирилл исчез на пару часов.
На горизонте растворился. Он плавал как дельфин. Вылез мокрый,
огромный, красивый. Вдруг встал на колени. Поцеловал Наде
ладошки.
– Спасибо.
– За что?
– Что не орала… И прости.
– За что?
– За то, что не мог… Тебе трудно. А я рядом быть просто не
мог.
Надя сцепила зубы, перевела дыхание, потом ответила, что ведь и
не бросил же. Кормил, платил за квартиру. Поддерживал как мог.