Построил особняк в 1873 году купец второй гильдии Евстафий Нечаев, сын которого, Дементий Евстафьевич – дед Сергея Нечаева, – будучи бунтарем по натуре, следовать по купеческим стопам отца категорически отказался, окончил столичный университет и был принят на службу в петербургскую судебную палату помощником присяжного поверенного. Еще учась в университете, он с удовольствием увлекся марксистскими идеями, применение которым сразу и нашел по окончании императорского учебного заведения. Ему повезло, и его первым делом была защита членов кружка «Союз борьбы». Среди проходящих по делу был тогда еще совсем молодой (его ровесник), но уже прилично облысевший будущий вождь мирового пролетариата. Все последующие дела, за которые теперь брался молодой марксист, были тем или иным образом связаны с защитой революционеров всех мастей. Со временем, определившись в своих убеждениях, он стал защищать исключительно большевиков. Но защитой в суде дело не ограничивалось, и в конце концов за участие в революционной деятельности он был сослан в административную ссылку в свой родной городок Епишево Тверской губернии. В ссылку он поехал вместе с молодой, но еще более революционно-непримиримо настроенной женой и маленьким сыном. Поселились они в его же доме, перешедшем ему по наследству от отца, который уже к этому времени перебрался в мир иной – по утверждению злых языков, из-за революционных выкрутасов сына. Когда к власти пришли большевики, многие из его подзащитных стали во главе первого в мире государства со светлым будущим. Чтобы построению этого будущего не мешали, советская власть адвокатуру устранила и создала революционные трибуналы, председателем одного из которых в своем родном городе был назначен Дементий Евстафьевич. С легкостью сменив благородные принципы адвокатуры на беспредел безжалостных приговоров, новый глава революционного трибунала с такой яростью взялся за новое дело, а в маленьком уездном городке оказалось такое количество врагов молодой советской республики, что через несколько лет такой беспощадной борьбы с Дементием Евстафьевичем случился удар. Председатель трибунала оказался прикованным к постели в самом расцвете своих лет, а главное, когда еще такое число недобитых врагов угрожало близкой его сердцу молодой республике. Вскоре Нечаевы получили извещение, что по понятным им причинам к ним в дом будут подселены семьи советских трудящихся. Супруга прикованного к постели председателя трибунала возмутилась и помчалась в Москву к самому вождю советской республики. Добившись приема, она напомнила вождю, сколько несчастный больной и она, кстати, тоже сделали для победы Революции и что сейчас ему нужен покой, а не подселение, хоть и освобожденного, но еще, мягко говоря, хамского и шумного пролетариата. Вождь, который был далек от сантиментов, на этот раз проникся жалостью к старому товарищу по революционной борьбе, которому был, кстати, многим обязан, и отдал распоряжение о специальном постановлении, оставляющем непримиримому председателю советского трибунала и его наследникам семейный дом Нечаевых в вечное личное пользование. Вот на такой буржуазный манер марксистское правительство наградило своего верного палача русской буржуазии.