— Всë так, — прервал еë суперкарго.
— Но кричать об этом и огорчать саму беременную, конечно, было
необязательно. Вот только... для Анюты это очень больной вопрос.
Наверное, самый больной в еë жизни. Поэтому она и не
сдержалась.
— Да, нам рассказывали про доктора
Митрохину, когда мы учились. Про то, что она потеряла ребëнка,
когда они с мужем попали в аварию, а муж погиб, потому что на борту
не было врача.
Прохор Петрович покивал:
— Потеряла и погиб, верно. Но это,
Санечка, всего лишь часть правды. Они с Денисом — так звали еë
мужа, я знал его ещë со школы — были Первопроходцами. Анюта тогда
была совсем девочкой, даже моложе вас, очень любила мужа, не хотела
с ним расставаться и продолжала летать, даже когда до родов
оставались считанные недели. Сейчас бы ей, разумеется, никто такого
не позволил. Но тогда все... все мы немного очумели оттого, что
дальний космос оказался так близко. Первопроходцам дали карт-бланш
на любые авантюры, ЦИОКРа нашего ещë не было... в общем, Анюта с
Денисом летали вместе.
— И... что с ними случилось?
— А случилось, Санечка, то, что они
попали в метеоритный обстрел у Амаранты. И их корабль получил
повреждения. Они летали в тандеме с другой командой, те уцелели и
должны были их забрать. Но у Анюты от стресса начались
преждевременные роды, Денис, естественно, не мог еë бросить...
— И поэтому он погиб?
— Увы. Когда их, наконец, удалось
эвакуировать, он был ещë жив. Ребëнок их, конечно, умер сразу,
Анюта потеряла много крови... но еë откачали. А Дениса — не
смогли.
— Как страшно, — тихо сказала Аля. —
Он погиб — а она осталась жить с мыслью, что он погиб из-за
неë.
— Вот именно, — Прохор Петрович
ссутулился и выглядел постаревшим лет на десять. — Из
Первопроходцев она тогда сразу ушла, снова летать стала только
после того, как выучилась на врача. И в составлении всех
регламентов ЦИОКРа, запрещающих... бессмысленное геройство, она
участвовала лично.
— На том втором корабле... были
вы?
— Нет, Санечка, не я. Может, если бы
я там был, всë бы закончилось по-другому, хотя... — он горестно
махнул рукой и замолчал.
Аля тоже посидела молча, прихлëбывая
остывающее какао, а потом задала вопрос. Позже она и сама
удивлялась, как у неë хватило наглости такое спросить, но в тот
момент просто почувствовала: можно.
— Прохор Петрович, вы ведь еë
любите?