С рождением Камилла стало совсем грустно. Аля и раньше-то не
могла похвастаться особым вниманием со стороны матери — папа-Миша
Алиными делами интересовался гораздо живей. Но с появлением брата
Аля лишилась даже тех крох материнского тепла, которые ей
перепадали. Брат был прелестным, как ангелочек с древней картины,
смышлëным, подвижным и улыбчивым. Его нельзя было не любить. Но
видя, каким светом озаряется лицо матери, когда она берëт его на
руки, Аля всякий раз умирала от ревности.
Ей было двенадцать, когда она впервые задумалась о том, чтобы
уйти из дома. Училась она посредственно, «звëзд с неба не хватала»,
как говорили в семье. Главным Алиным интересом были растения — она
обожала ботанические сады, смотрела симуляции и видео с растениями,
читала старинные книги по ботанике и даже научилась технике
ботанического рисунка. Устроить дома полноценную оранжерею Але не
разрешили — матери не нравились зелëные «пылесборники», — но в
школе Алиными стараниями цветы поселились повсюду. Аля надеялась
связать свою жизнь с ботаникой, знала, что сможет найти себе
применение в одном из сотен проектов по восстановлению биосферы
Земли — и собиралась учиться в каком-нибудь биологическом вузе.
Одна беда — поступить в любой из таких вузов и переехать в его
общежитие она могла не раньше, чем ей исполнится девятнадцать и она
закончит школу. Единственным подходящим вариантом был Лицей ЦИОКРа,
но смотреть в ту сторону Аля боялась — была уверена, что ЦИОКР ей
не по зубам.
Она бы, наверное, так и жила дома до окончания школы, если бы не
случайность. Однажды Аля проснулась посреди ночи, поняла, что хочет
пить и пошла на кухню за водой. На полдороги услышала, что в кухне
беседуют мать и отчим — они часто засиживались глубоко за полночь.
«Бедная девочка», — донеслись до неë слова матери. И Аля, повинуясь
внезапному искушению, остановилась и замерла, чтобы услышать, что
будет сказано дальше.
— ...Каждый раз смотрю на неë и не понимаю, как она будет жить,
— продолжила мать. — Такая страшненькая получилась, ни рожи ни
кожи. Душа болит, Мишка. Кому она нужна будет? Ведь ей же даже
пластика не поможет.
— Может, перерастëт ещë? — флегматично отозвался папа-Миша.
— Да ну, вряд ли. Я в еë возрасте уже была как конфетка. А она —
вылитый Жабко.
Ни жива ни мертва Аля скользнула назад в свою комнату. Не то
чтобы раньше у неë были какие-то иллюзии на свой счëт. Но слова
матери ранили еë так сильно, как никакие слова не ранили
прежде.