А Фил спотыкается, чертыхается. Смешной. Трудно такого считать врагом.
Свет в помещении яркий. По зенькам хрясь, взываю и сажусь на пол. Фил подбегает, тянет вверх:
— Ты в порядке?
— Вроде, — отпускает, поэтому встаю. И вижу юницу. Она толста. Похожа на Фила, нос курносый, кругом веснушки. И какая-то прифигевшая. Стоит, резалки вниз, в фартуке.
— Фиииииииил, — выдаёт она, — это и есть Маша?
— Почти.
— Ну ты дал! Никогда бы не поверила. Да она же — супер-модель!
Фил лыбится, но грустно.
— Есть немного.
— Немного! Да ты зажрался, родной! — толстая с резалками обходит меня. Цепляю её краем зеньки, слежу. Тодор, сама видела, такими резалками уши коцает, если что не по его. За свои уши постою. Ещё как! Просто не дам! Но юница, кажется, не собирается резать меня. Кивает, смотрит добро. — Не обижайся на него, он офигел от такого счастья просто. Ты просто бест!
— И ты ничего, только кругловата слегка.
Юница не обижается. Ржёт.
— Иди, — говорит, — сюда. В кресло садись.
Резалки она кладёт. Поэтому подхожу, сажусь.
— Фил, идиот! — орёт она на толстого. — Чего стал? Гони домой. Одежду ей принеси. Не будет же она в этом, — цапает ворот моей хламиды, трясёт, — по городу рассекать.
— Ой, точно! — Фил бьёт себя ладонью в лоб и чешет к выходу.
А она закатывает зеньки и говорит:
— Мужики! — и виснет надо мной: — А меня Алёной зовут. Сестра его, Фила.
— А, это хорошо. Он мне помог. Я — Юдифь.
— Ты же Машей была, вроде?
Смотрю на себя в большую отражалку и думаю: видимо, эта Маша на меня похожа. Здесь в этой комнатке — чистой, светлой, пахучей приятно, много отражалок. Они красивые. И в каждой я. Тоже красивая. Раньше меня это бесило. Даже пыталась себя пару раз попортить, но то Гиль, то баба Кора замечали, и влетало. Но сейчас почему-то мне хорошо оттого, что красивая. Лыблюсь — себе в отражении и Алёне заодно.
— Хочешь, буду Машей.
— Нет, раз уж ты хочешь быть Юдифь, то пусть так. Мне нравится. Только что делать будем, с волосами?
— Менять.
— Как?
— Чтоб стали розовые, во. Так пружинная назвала.
— Кто?
— Ну баба та, из лаборатории. Не важно, кароч. Меняй.
— Красить, значит.
— Наверное. А ещё длину. У меня до сюда обычно, — стучу себя по шее.
— То есть, ещё и наращивать?
— Это тебе видней.
— Уговорила! Для девушки брата наизнанку вывернусь.
Девушка? Я — девушка Фила? Да никогда! Уж лучше с Гилем, пусть он зелёный, но зато мужик хоть куда! Или с Тодором. Тот, канеш, на всю голову шибанутый, уши стрижёт и народ на рынке продаёт. А сам ничего. Не, жуткий, канеш, однако ни жиртрест.