Невыносимо.
— Садись, поешь, — едва за служанками закрылась дверь, я кивнул
на накрытый стол. — Ты голодна.
— Так заметно или… у меня слишком громко живот урчит?
Я потянулся к столу и разлил по кружкам согревающие напитки.
Отчаянно хотелось терпкой медовухи или калиновой настойки, чтобы
приятное расслабление жаром прошло по крови и мышцам, но теперь мне
и этого нельзя.
Нельзя скорбеть.
Нельзя развестись.
Даже пару кружек браги и то нельзя!
— Ты едва притронулась к ужину, — с трудом подавив желание
запустить чашкой в каменную кладку камина, я откинулся на мягкую
обивку. — Вероятно, из опасений что-то сделать не так. Здесь можешь
есть спокойно, как привыкла.
На столе лежало несколько приборов. Я сгреб их в кучу, оставив
одну вилку:
— Эта подойдёт.
Лиля села в кресло напротив. Как будто в подтверждение ее слов,
я отчётливо услышал, как урчит у нее в животе.
— Испанский стыд, — она погладила себя по животу. — Ну, зато
будет глупо утверждать, что я не голодна. Да я съесть слона готова!
Спасибо… за все вот это.
— Так что ты думаешь? — снова спросил я, наблюдая за поведением
иномирянки. Лилиана всегда держала себя в рамках этикета. Даже
наедине была в первую очередь княжной. Спокойной, учтивой. Она не
позволяла себе рухнуть в кресло или, ссутулившись, гонять по
тарелке пару горошин. Лиля и тут оказалась совершенно другой.
Простой, как работницы кухни.
Когда от нее не требовали играть роль, иномирянка как будто
добровольно снимала все маски и была… собой? Даже в чужом теле.
Удивительно.
Глядя, как жена (надо привыкать называть ее так даже в своей
голове) раскладывает на кусок хлеба ломтики ветчины и сыра, я
думал, что ее естественность и непринужденная манера поведения
скорее привлекают, чем отталкивают.
Рядом с Лилианой всегда приходилось гадать, что у нее на
уме.
По бесстрастному лицу было трудно понять, понравился ли ей
подарок или комплимент. Довольна ли она происходящим и о чем вообще
думает.
По Лиле было все видно мгновенно. Вот только зубы сомкнулись на
куске хлеба, а на лице уже приятное удивление и явное
удовольствие.
При других обстоятельствах, встреть я ее до Лилианы, я был бы,
вероятно, заинтересован.
— Что тебе запомнилось больше всего?
Арс
Иномирянка выставила указательный палец, очевидно намекая, что вот,
минуту, она сейчас прожует и все мне расскажет.