— Как звать-то тебя? — ко мне
обернулся плебей в чёрной робе и оглядел с ног до головы с
нескрываемым презрением.
Он откуда-то знал мой язык, но я
этому не обрадовался. Неуважение к моей высокой персоне — вот что
раздражало даже больше холода.
— Великий Принц Лавовой Долины,
Игнатий Три Миллиона Сто Шестьдесят Четвёртый, — сквозь зубы
процедил я.
— Ух ты, целый принц, — осклабился
плебей.
Он говорил с сильным акцентом,
может, потому и дерзил. Не понимал толком, с кем говорит?
Я расправил плечи и сдвинул брови,
чтобы чужак смог оценить моё королевское величие визуально.
— Давно к нам такие не попадали, —
откомментировал он. — Солидно выглядишь. Жаль, не могу сказать, что
рад тебя видеть, Принц. Совсем не рад.
Я уставился в дырку в боку
колесницы, затянутую прозрачным и твёрдым — там всё время что-то
показывали.
Можно подумать, я рад! Где я? Что
это за странный город вокруг? (Если это вообще город)!
— Меня зовут Герман Владленович, —
представился плебей. — Руководитель службы быстрого реагирования
Бюро Межпространственной Стабильности.
Я не ответил, потому что вообще
ничего не понял. А если не понимаешь, учила матушка, главное —
сделать лицо поумнее.
Колесница дёргалась при движении,
постоянно поворачивая, и я ухватился было за держатель в двери, но
тут же распрямил спину. Нечего позориться перед плебеями!
— Делать тебе языковую прошивку
нейроинтерфейсом мы не будем, — продолжал Герман Владленович, не
замечая моего нежелания общаться. — Но так как пару дней тебе
придётся провести на карантине, давай нацеплю на тебя переводчик?
Будешь хотя бы понимать, что вокруг происходит.
Он потянулся ко мне с чёрной
коробочкой на шнурке, вроде тех, которые император посылает
провинившемуся аристократу, чтобы он удавился и не позорил себя
судом.
— Не дёргайся! — рявкнул Герман
Владленович, когда я попытался отстраниться.
Чего он орёт? Да как он смеет так на
меня орать! Да кто он такой!
Уклониться в колеснице было
решительно некуда, а ударить плебея я не мог — не королевское это
дело. И он ловко прижал незнакомую штуку мне за ухо, и шнурок, как
живой, тут же опутал ушную раковину.
Я попытался содрать эту дрянь, но
она всё лезла и лезла мне в ухо, пока не вросла в меня, и пальцы
теперь лишь скользили по гладкой болячке на коже.
— Теперь он нас понимает? — спросил
водитель колесницы.