А потом эта же рабыня своими руками
сдала меня банде во главе с Германом Владленовичем! Но не
успокоилась — кинулась следом! А теперь вот сидит и улыбается,
словно ничего не произошло.
И ведь мне казалось, что я давно уже
притерпелся к предательствам! Научился предугадывать их! Избегал
последствий для чувств. Без сожаления наказывал предателей. А тут!
Ничего же не предвещало! Миленькая такая… Она ведь мне даже
понравилась.
Зачем она догнала колесницу Германа
Владленовича? Зачем теперь мирно уселась рядом со мной? Погладила
мою руку? Поправила колючую тряпку на моих плечах? И прижалась к
моему плечу! Зачем?
Услышала от Германа Владленовича,
что я — Принц? Но если она не знала, кто я — зачем лобызала
ступни?
Ох уж эти женщины…
Колесница заурчала и двинулась по
улице. Я таращился в прозрачную дыру, сжав пальцами нижнюю
челюсть.
Когда и где я так оступился, чтобы
со мной происходило всё это? За что мне такое посмертие? Не пустота
и темнота. Не ветер. А пронизанный холодом странный мир, стада
никчёмных плебеев, воняющие колесницы, тряпка эта колючая!
Неужели это всё, что я заслужил
своей жалкой жизнью? И теперь обязан принять доставшееся мне
посмертие с достоинством? Молчать и терпеть? За что?
Тут меня совершенно бесцеремонно
ухватили за шею и начали трясти!
— Живой он. Пригрелся и дрыхнет, —
раздался над ухом голос Германа Владленовича. — Слышь, Принц.
Приехали, выходим!
Ну уж нет. Не пойду снова на этот
жуткий холод.
Я зажмурился сильнее и вдруг
осознал, что рабыни, к которой совсем недавно прижимался, больше
нет рядом.
Да кто посмел-то?! Я взревел и
всё-таки зарядил Герману Владленовичу кулаком в ухо. Пусть он
незнатного рода, но есть же какие-то рамки!
Удар у меня поставлен, пару раз на
празднике Земледелия я валил кулаком годовалого бычка в честь бога
огня Огреста Пламенного. Что, впрочем, не помогло, и лава потом
залила последние, пригодные для пастбищ, земли.
Герман Владленович мешком повалился
на землю. За его спиной кто-то завизжал, и внезапно нашлась моя
рабыня. Оказывается, она тоже выбралась наружу.
Выходить из тёплой колесницы мне всё
равно не хотелось, и я лишь мрачно сверлил девчонку глазами.
Слуги Германа Владленовича
засуетились. В огромном сером доме, у которого стояла наша
колесница, открылась маленькая дверь. Из неё выскочил плебей и
ткнул в меня чёрной палкой.