— Ваша светлость Наталья Петровна! Я и Анна к вашим услугам!
Николай Семенович несомненно был дворянином, подумала Саша и про себя вздохнула: «Буду учиться у него манерам». Им не было разрешено сесть, весь разговор велся стоя. Саша даже выпрямила спину, чтобы походить на своих собеседников. Вдруг каким-то обрывком в памяти вспомнился другой кабинет, где она часто стояла навытяжку. Саша даже вздрогнула от этого видения и с испугом притронулась к виску.
Раздался голос княгини, и ей пришлось напрячь внимание. Разговор далее проходил в форме допроса. После ответов доктора на вопросы о состоянии здоровья Саши, княгиня в таком же темпе стала спрашивать и ее:
— Почему ты упала в реку? Как будто кто тебя толкнул... И почему так долго была под водой? Ты ведь могла захлебнуться... — услышав ответ Саши о том, что она сразу потеряла сознание, получив удар по голове, княгиня на мгновение задумалась и затем продолжила. — Когда ты очнулась?
Здесь Саше пришлось сочинять.
— На берегу. Потом, кажется, пыталась встать, но снова потеряла сознание.
Допрос продолжался.
— Как ты не замерзла в мокром платье? Ведь вечером стало прохладно...
— Не знаю... Оно быстро высохло. Я потом куда-то шла... очень долго шла, —здесь Саша передохнула, потому что дальше уже не нужно было лгать.
Однако за время допроса у княгини созрели более каверзные вопросы:
— Ты, Анна, сама не своя... Где твой скромный вид? Почему ты так дерзко ведешь себя?
Саша изумилась, но тут же поняла свою ошибку: вряд ли надо было отвечать, глядя на говорившую княгиню. В остальное время она смотрела в пол и бормотала: «Не знаю», «Простите», «Я не помню».
Это помогло. Все закончилось довольно быстро.
Аврора дожидалась ее за дверью и, схватив за руку, потащила переодеваться. Костюм наездницы был странным — к юбке полагались мужские бриджи, зато туфельки сменили сапожки из мягкой кожи с длинной шнуровкой.
Через полчаса они уже были у конюшни.
К своему удивлению Саша неожиданно обрадовалась, когда седой конюх подвел к ней шикарного гнедого жеребца. Она погладила его гладкую шелковистую морду и прижалась к ней — ее переполняла любовь. Прикрыла глаза, потому что в памяти всплыло имя — Гром.
И сразу вспомнила своего детдомовского любимца, которого только ей доверял конюх дядя Вася, разрешал объезжать его и скакать, сколько позволял ей ее добрый друг. Никого больше из детей он не подпускал к себе, только ее, Сашу.