там?». Костя расположился на межэтажке
напротив квартиры, уселся на подоконник, внимательно осматривая
осенний двор, усеянный высокими золотыми деревьями, словно
настоящий лес. Деревья эти росли, кажется, ещё в середине прошлого
века, когда сюда только пришли советские люди, обнаружившие залежи
полезных ископаемых.
Тёмный двор, тенистый. В нём легко скрыться, затаиться, легко
быть не увиденным. Особенно, если расположиться на детской
площадке, в самом центре этого «леса». Ржавые качели поскрипывали
на ветру. И как же родители смели отпускать своих детей во двор,
если не могли увидеть их из окон своих домов, стоящих по
периметру?
Было неспокойно сидеть у окна почти во весь рост, но Костя себя
пересиливал, отбрасывая дурацкое и никчёмное наваждение. Правда,
спешно слезал с подоконника, едва видел блики в окнах
противоположных пятиэтажек – всё это от солнца, но тут уж ничего не
поделать, ноги сами несут за ближайший угол.
Не любил он сидеть в тишине. И ждать в одиночестве. Будто сейчас
что-то произойдёт. Нехорошие мысли лезли в голову: а что, если они
не вернутся? А что, если они тоже – умерли? Или исчезли?
Бред, конечно. Они же переписывались совсем недавно.
Костя пил горячий чай из термоса, чтобы согреться; а по двору
беззаботно сновали прохожие. Такие беспечные. Счастливые. Через
некоторое время он различил среди них сестрёнку. Уже взрослая – на
голову выше, чем когда он видел её в прошлый раз! Ксюша быстрым
шагом зашла в подъезд, увлечённая своими мыслями. Поднялась по
ступенькам. И замерла, обомлела, увидав Костю на межэтажке.
-- Ну, дурында, чего встала? Сюда иди! – усмехнулся Костя.
Повзрослевшая сестра заскулила и бросилась навстречу, в объятия,
повисла на шее. Расплакалась.
-- Вернулся… -- пищала она, не веря своим глазам. –
Вернулся!...
-- Ну конечно! – смеялся он, гладя её по каштановым волосам. –
Какая же ты стала! Вымахала как! Бандура! Ты что, съела
малютку-Ксюшу? Признавайся! Шучу…
-- Вернулся… -- Ксюша отлипла, ослабив свои крепкие объятия,
взглянула на него, будто ожидая подвох. -- …Ты же вернулся?..
-- Конечно. А разве не похоже?
-- Ты же больше не уйдёшь обратно?..
-- Всё кончилось, дурында. Теперь я с вами.
Ксюша снова прилипла и заплакала, оставляя на флисовой куртке
свои слёзы. Костя сам едва сдерживался, а потому перевёл тему, едва
только почувствовал, что голос его не будет скрипеть, а сохранит
весёлость.