Вот только вся уверенность разбилась в пух и прах после одной встречи. Сейчас, в давящем молчании обрисовывая взглядом контуры его широких плеч, наверняка не без помощи горячительной смеси в моем организме, я понимаю, что сама себя обманывала. Просто заклеила зияющую дыру на сердце пластырем и притворилась, что так надо. Чтобы выжить. Без него.
– Эй, – я вздрагиваю, заметив неладное, – ты проехал поворот. Придется делать крюк. У тебя навигатор не работает или в поездку включена экскурсия по ночному городу?
Ну, судя по цене, вполне могла быть включена.
– Барахлит иногда, – спокойно отвечает он на мою пламенную речь, отчего я еще больше вскипаю. – Скажи точный адрес, проверю.
Я называю, и он чуть меняет маршрут. Завороженная стуком дождя, я молча наблюдаю за дорогой в окно, когда тишину в салоне нарушает звук стандартной мелодии, какие часто стоят на рингтоне. Не у меня.
– Слушаю, – произносит он, прежде чем я успеваю увидеть имя звонящего на экране его телефона, но по истеричным нотам в динамике без труда догадываюсь, что звонок личный. – Да, уехал. В следующий раз выйдешь заранее, у меня нет на это времени.
Его тон обжигает холодом: если я полагала, что со мной он говорил жестко, то была не права. Но даже этот факт не спасает от жгучей ревности, которая затмевает здравый смысл. Когда машина подъезжает к круглосуточному супермаркету, я резко вскакиваю на месте и хватаюсь за подголовник.
– Останови!
Он тормозит прямо посреди дороги, оборачивается ко мне, сверкнув острым взглядом. Явно недоволен, скулы напряжены. Я же пожимаю плечами, будто так и надо.
– Хочу шампанского, – с моих губ слетает тихий смешок. Понятно, что во мне говорит не разум и даже не сердце. Просто я ненавижу тонкий голос из трубки, который не должен меня волновать.
Егор не издает ни звука, пару секунд смотрит в глаза, а потом поворачивает автомобиль в сторону парковки. И когда я собираюсь выбраться на улицу, открывает свою дверь и бросает мне что-то вроде «сиди уже», прежде чем запереть в машине.
Да как. Он. Смеет?
За десять минут лишения свободы я успеваю перемыть Егору все кости в надежде, что у него будут гореть не только уши. А потом тот возвращается как ни в чем не бывало, протягивает мне открытую бутылку дорогого игристого (сладкого, между прочим), и вспыхнувшая злость тотчас угасает. Так всегда со мной, когда это