— Дядь Вась! Василий Дмитриевич!
— А? что? Егор Ляксандрыч! — Митрич
резко обернулся, признал меня и кинулся навстречу. За ним семенила
несчастная девчонка.
— Нет, ты слыхал? Слыхал? А? Они мне
говорят: Маша померла! А я им — шиш вам, а не Машка моя. Она всех
нас переживёт! Назло мне!
Я пытался вставить словечко, но
Василия Дмитриевича трясло от волнения, будто словами он пытался
оттолкнуть реальность.
— Василий Дмитриевич… — очередная
попытка вклиниться бесславно провалилась.
— Подумаешь, сердце! — дядь Вася
возмущённо фыркнул. — Да она с этим сердцем всю войну! И сына… И…
Егор… Ляксандрыч… Что же это, а? Как я без неё? А Серёжка?
Серёжке-то как скажу?
Дядь Вася вдруг сник, утёр рукавом
глаза, протяжно вздохнул, сдерживая то ли всхлип, то ли стон.
— Жива она, Василий Дмитриевич, —
тронул его за плечо, привлекая внимание.
— Да что уж теперь… — махнул рукой
дядь Вася.
— Василий Дмитриевич, жива Мария
Фёдоровна, — ещё раз повторил я.
— Да что вы такое говорите! —
зашипел сердитая медсестра — Зачем так! У человека горе, а вы!
— Девушка, милая, нас вчера в
семнадцатую вечером определили всего лишь на ночь. Вы там у себя в
бумагах гляньте. К обеду уже выпишут. В смысле определили Беспалову
Марию Фёдоровну. Положили в палату номер семнадцать на свободную
койку. Её ночью на скорой привезли, в смену Галины Львовны и
Маруси… Марии, не помню отчество.
Девчонка поледенела, кинула
испуганный взгляд на Митрича, охнула и рванула к сестринскому
посту.
— Жива, говоришь? — переспросил
Митрич. — А ты не врёшь, Ляксандрыч? — дядь Вася прищурился, с
недоверием глядя на меня. Ответить я не успел.
— А ты и рад, да? — раздалось за
моей спиной.
— Маша! Манюнечка! — расцвёл Василий
Дмитриевич и, обогнув меня, кинулся обниматься с воскресшей
женой.
— Что, злыдень, обрадовался, поди?
Свободу почуял? — беззлобно погрозила кулаком Мария Фёдоровна,
смущённо принимая объятия мужа. — Да пусти ты, медведь. Что люди-то
подумают!
— Пущай думают, что хотят! У меня
жена живая! Эх-ма! Радость-то какая! — обрадованно завопил Митрич,
ощупывая свою вторую половинку.
— Да хватит тебе! Ты гляди, завёлся,
чисто молодой! — отбивалась Беспалова от мужниных объятий.
— Это чего, а? Ляксандрыч, ты видал?
А? Как так-то? А чего жеж мне сказали, померла, мол, дедушка, твоя
бабушка? А?