А ещё у меня появился щенок Штырька,
приволок его внук Степаниды Михайловны. Пацан долго маячил за
забором, катая туда-сюда велосипед, но потом всё-таки решился,
зашёл в гости и показал мне свой подарок. Я сдался под напором его
аргументов и определил щенка на постой.
Штырька оказался помесью овчарки и
дворняги, длинноногий и веселый, с заливистым звонким лаем,
вентилятором вместо хвоста и разноцветными глазами. Был он лохматым
и добрым и немного трусливым. Пугали его коровы и почему-то
бабочки. А ещё его штырило от малины. Заросли кустарника я
обнаружил в дальнем углу сада-огорода. Малиной давно никто не
занимался, да и за всё лето никто не оборвал в бесхозном дворе. То
ли мальчишки про неё позабыли, то ли и вовсе не знали. Так что я
умудрился набрать целую миску переспевшей ягоды.
Вот как раз в тот день Борька и
притащил мне подрощенного щенка. Пёсель подобрал с земли упавшую
ягоду, а потом началось шоу. Что он только не вытворял, выпрашивая
лакомство. Так и получил свою кличку — Штырька, за пагубное
пристрастие к малине. Удивительный пёс.
Изделие для школы я мастерил
вечерами. Митрич не забыл своего обещания и через два дня после
эпопеи с больницей приволок мне поршень. У завхоза Степана
Григорьевича я раздобыл стеклорез, но выпросить кусок стекла не
удалось. С ним снова помог дядь Вася.
Вообще, его жена, Мария Фёдоровна,
взялась меня опекать. Причём не одна она. Вместе со Степанидой
Михайловной женщины устроили мне весёлую жизнь, в хорошем смысле
этого слова. Каждое утро я находил на столе во дворе то пяток
яичек, то свежих овощей или ягод-фруктов из соседских садов и
огородов, то литрушку молока, то пирожки, то котлетки.
Все мои попытки отблагодарить хоть
чем-то добрых хозяек не увенчались успехом, как и настойчивые
просьбы не беспокоиться. Дамы словно сговорились, дошло до того,
что потребовали отдавать им одежду на стирку. Но тут я встал
насмерть, не хватало ещё, чтобы мои трусы с носками кто-то стирал
вместо меня и развешивал в чужом дворе. С опекой пришлось
смириться. Обе нашли во мне тех, кого потеряли. Ну и пока не лезли
в мою жизнь с указаниями и воспитаниями, я решил оставить всё как
есть.
Да и на душе, честно говоря, от
такой заботы теплело. Не привык я к тому, чтобы кто-то переживал за
мой ужин или завтрак, за то, на чём спал, есть ли у меня чистая
простыня.