А вот и Жирх завозился. Давай,
давай просыпайся. Молоко уже согрелось. Иван споро накормил
питомца, обратив внимание, что тот уже пытается приоткрыть
слезящиеся глаза. После чего решил не ходить пока на площадь, что
бы ни нарваться на неприятности. Вместо этого вернулся к своим
записям, пытаясь осмыслить полученную за день информацию.
Когда за окном уже совсем стемнело,
за пленником вместо Радки зашел Марко, пригласив жестами следовать
за собой. Так же жестами показал, что медвежонка и нагайку с собой
брать не надо. Ну и ладно, пару часов Жирх еще продрыхнет, а от
нагайки, пожалуй, не слишком много проку против толпы вооруженных
абреков. Да и незачем им раньше времени знать ее возможности. Пусть
и дальше думают, что это атрибут профессии дрессировщика.
Идти оказалось не далеко.
Подойдя к сараю, хромец откинул полог, пропуская пленника вперед.
Внутри было ожидаемо шумно и неожиданно светло. В центре находился
довольно большой очаг, обложенный крупными камнями, два из которых,
расположенные напротив друг друга, были значительно выше остальных.
Все камни были украшены какими-то ликами и узорчатыми письменами,
очевидно на языке хави. Рядом с очагом стоял жрец-калу в приметной
шляпе и что-то вещал своей пастве. На вошедших никто не обратил
внимания, поэтому Иван остался стоять у входа, осматривая
помещение.
Вокруг очага шло два ряда
колон, служивших опорой для потолочных балок, к которым и были
подвешены многочисленные лампочки, дающие мягкий, почти дневной
свет. Между колоннами на шкурах семейными кучками собралось почти
все население крепости. Как правило, в семье был один взрослый
мужчина, от одной до трех женщин, а так же их дети. Детей и
подростков было довольно много: в одной группке, расположившейся
недалеко от него, Иван насчитал семерых. В этой же группе сидела
сморщенная старушка с голой обвисшей грудью, очевидно, мать или
теща отца семейства.
Иван поискал глазами знакомых.
Ага, вот и Радка, прильнула к бородатому мужичку, примерно вдвое ее
старше. Очевидно, это и есть ее Хаббад. Вернулся, значит. И,
похоже, не без потерь - вон левая рука в лангетке. С ними сидит
дородная женщина на вид лет тридцати пяти с годовалым малышом на
руках, и два парня-погодки лет пятнадцати. Малыш, похоже, сын его
новой знакомой, а парни ее пасынки. Интересно, а кем Радке
приходится первая жена ее мужа? Свояченица? Невестка? Хотя, в
русском языке, наверное, и слова такого нет.