Сорванец прищурился и не торопился с ответом.
— Как ты правильно заметил, я попала в весьма глупое положение, и была бы признательна, если бы о нем больше никто не узнал.
— Золотой, — коротко ответил мальчик.
Я не ошиблась, он действительно смышленый.
— Два с первого жалования, — пообещала я.
— По рукам, мисс.
Он вложил свою ладошку в мою руку и легонько пожал.
— Давайте помогу вам подняться.
Кристофер шустро вскочил на ноги и потянул меня следом.
— Благодарю, ты настоящий рыцарь, — несмотря на некоторую растерянность, я снова вошла в образ.
Мне хотелось побыстрее покинуть это место, но встречаться с кем-либо в таком состоянии нельзя. Я приблизилась к полированным доспехам и увидела в их отражении свое покрасневшее и опухшее от слез лицо. Что ж, по крайней мере, у меня есть возможность быстро это исправить.
Я была не уверена, что после подобного испытания смогу наложить заклятие. И все же, освежающие чары острыми льдинками закололи кожу. Уже через минуту даже самый внимательный человек не заметил бы следов недавних слез. Кристофер восхищенно вздохнул, наблюдая за ворожбой, и я, улыбнувшись, провела чарами и по его лицу. Мальчик дернулся от неожиданности, после чего, сообразив, что я сделала, рассмеялся и принялся смешно ощупывать собственные щеки.
— Было холодно, мисс, — сказал он, уставившись на свое отражение.
— Два золотых за молчание, — напомнила я.
— Могила, — кивнул Кристофер, сложив руки на груди. Он закатил глаза, видимо, изображая покойника, а потом побежал к лестнице.
Я не рискнула прикасаться к свече, и, оставив артефакт валяться на полу, направилась обратно в замок.
Ох, как я была зла! Не только на Беатрис, но и на себя. Первое правило артефакторики — не трогай чужие артефакты!
Как же я не догадалась, что скорбящая дева была хитро устроенным пыточным инструментом. Эта тьма и тишина, наверняка, рано или поздно сводили людей с ума.
Я вспомнила, что когда-то читала о чем-то подобном. В одном из старых Орденов были специальные подземелья, где людей погружали в кромешную тьму и безмолвие. Лабиринты скорби… Не зря я сразу почувствовала неладное.
Требовалось совсем немного времени, чтобы человек, попавший туда, превратился в изъязвленного, беззубого и слепого старика, к тому же, полностью сумасшедшего. Его «убивали частично», оставляя лишь пустую оболочку, если проступок был слишком серьезен для простого заключения и недостаточно ужасен для казни.