— Тот, кому тебя обещали в жены.
Я прикрываю глаза, до боли сжимаю кулаки. Из бордовой глади вина в кубке на меня смотрит бледная измотанная горестями девушка. Я ее не знаю.
— Потому что он ждет, когда ты оступишься.
— Разве мужчина не должен отвоевать свою женщину сразу, не дожидаясь, пока соперник сделает неверный шаг?
— Тебе не понять.
На миг наши взгляды пересекаются, и я вижу, что он в самом деле не понимает. Он явно из тех, кто не привык думать и планировать, хотя вопросы и показательные казни – что это, как ни розыгрыш далеко идущего плана? И все же он выглядит искренне удивленным поступком Артура.
Мой Артур – он слишком хорош для всего этого. Он прямолинеен и открыт, у него большое и доброе сердце, но маленькая и слабая армия. После того, что со мной сделали, Артур просто обязан был от меня отказаться, но он не отказался, не разорвал помолвку. Он привез мне кольцо и пояс, украшенный ледяными осколками, и сказал: «Это не имеет значения для меня, если ты скажешь, что все так же желаешь стать моей женой». Конечно, я желала.
Я не осуждаю Артура, наоборот – терпеть не могу безрассудство. Прибыть в лапы Наследнику костей, не имея хоть сколько-нибудь стоящей армии и веских аргументов было бы вершиной глупости.
— Почему ты задаешь так много вопросов? – Я делаю еще глоток, облизываю губы. Мне все еще слишком больно, и вино не помогает, но по крайней мере я стала смелее. Возможно, я наболтаю лишнего и Раслер, наконец, прекратит мои мучения. Мне страшно от того, что в любой момент и я могу уйти из этого мира. Но постоянный страх отравляет душу хуже яда из мертвого корня. – Ты же и так все знаешь.
— Я любопытен, - бесхитростно отвечает Раслер. – Хочу понять, что превращает мужчину в труса.
— Артур не трус, - шиплю я в ответ. Как же я устала от его безразличия, от того, что он все переворачивает с ног на голову. – Ты не заставишь меня думать, будто Артур – бессчетный человек. Он собирает силы, чтобы прийти за мной. Но, надеюсь, он достаточно благоразумен, чтобы не совершить подобную глупость.
— Ты считаешь свою жизнь глупостью? – Кажется, Раслер совсем не удивлен.
— А как иначе? – Я топлю горечь в еще одном глотке. Я хочу еще вина. Много-много вина, чтобы нырнуть в него с головой, захлебнуться в пустоте крепкого хмеля и не думать о том, что скоро эти руки в перчатках из бобровых шкурок будут прикасаться ко мне. – Я ничего не стою, я опозорила семью, сдалась захватчику и даже не попыталась его убить.