С минуту мы пикируется взглядами. И меня утаскивает в этот сиреневый омут. В груди поднимается горячая волна, растекается по телу. Я мелко дрожу, изо всех сил сжимаю колени. Это все вино, конечно же. Самое логичное объяснение тому, почему мне вдруг так отчаянно хочется притронутся к этому мужчине. А возможно, предчувствие скорой смерти разбудило во мне естественную потребность оставить после себя потомство. Я читала о таком в книгах: перед великими битвами все мужчины проводили ночи в любовных утехах, а женщины отдавались с дикой страстью.
— Ты – Белая королева, - отвечает мой муж и салютует в ответ на очередное пожелание долгих лет и здоровья. Лишь чуть-чуть пригубив вино, возвращает кубок на стол, облизывает губы – и я задыхаюсь, краснею, опускаю взгляд в тарелку. – Умереть, Мьёль, проще всего. Добровольно люди умирают лишь от страха жить в мире, который изменился быстрее, чем они успели приспособиться к новым правилам. Или, - он прикрывает глаза, сглатывает, - чтобы отдать свою жизнь за другого. Тебе не на кого разменивать молодость, моя королева.
Понимает ли он, как сильно меня ранят эти слова? Он кажется таким наивным в некоторых вещах, как будто и представить не может, что в реальности все совсем не так, как в том мире, откуда он пришел. И в то же время он уже ни раз показывал блестящий ум и стратегию. Возможно ли, что Раслер в самом деле безумен, как о нем говорят?
Я уже открываю рот, чтобы сказать, что истинная дочь Короля Севера должна была умереть, чтобы не позорить имена предков, но стены замка сотрясает чудовищный удар. Стеклянный дождь стекол летит в нашу сторону – я цепенею. Вижу, как смертоносные капли вот-вот проткнут мою плоть. Закрываю глаза и шепчу молитву. Боги все видят, они сделают то, на что мне не хватило смелости.
Но… ничего не происходит. Лишь легкий шорох и вздох нарушают мой разговор с богами.
— Ты в порядке, моя королева?
Я открываю глаза: Раслер нависает надо мной и рассеянно скользит ладонью по глубокой царапине на щеке. Один из осколков насквозь пробил его плечо, красная грань торчит наружу, как клюв хищной птицы. Кровь медленно стекает по его лицу, обнимает подбородок, словно дорогой шелк, капает на сорочку. Но на безупречном лице нет и полутона боли. Лишь немой, обращенный ко мне вопрос. Говорят, его тело закалялось в обители самой Костлявой, поэтому ни одно оружие смертных не может ему навредить.