Потом она остановилась и повернулась к нему:
– Я… – сказала она, прикасаясь губами к обшлагам пальто Лорана.
– Вы?
– Я вела себя, как избалованное дитя. Вы еще сердитесь на меня?
– Нет. Я чувствую ваше смятение. Вашу печаль. Может быть, вам следует повидать вашу матушку?
– Нет, – сказала она. – Кого угодно, но не ее.
Казалось, ночная Женева всплыла из сновидения.
– У нас есть дом возле венгерской границы, в Бургенланде. Я говорила вам, что отец мой был венгр?
– Да. Нет. Не знаю.
– Мы повсюду повесили кормушки. Птицы одолевали нас. Мать все время протестовала. Она говорила, что птицы все запачкают. Это было глупо с ее стороны. Нет ничего прекраснее нашествия счастливых птиц.
Надо было, чтобы он что-то сказал:
– Вы еще ездите в этот дом?
– Да, – сказала она. – Там остановилось время. Все вещи моего отца находятся там. Даже газета, сложенная на его письменном столе.
Он чувствовал себя перегруженным прошлым Лизы. Чужой семейный фольклор ему надоел. Темнота ночи нарушал голубоватый неоновый свет гостиницы. Она сказала скороговоркой:
– Не покидайте меня… С вами мне хорошо.
«Смешная победа, – подумал Лоран. – Победа ли это?»
Медленно, растягивая шаги, они дошли до гостиницы. Лоран сказал несколько нервным тоном:
– Не бойтесь. Ни меня, ни ночи.
– Не будем расставаться, – сказала она. – Я…
И она с трудом проговорила, как произносят первую фразу после удаления миндалин:
– Я хорошо занимаюсь любовью.
– Вам нечем хвалиться, – сказал он. – Не надо говорить такие вещи. Подождите меня здесь. Я вернусь.
Он оглянулся:
– Не убегайте…
Ему надо было преодолеть сильное желание сбежать. Но он поддался ему и вошел в гостиницу. Лиза стояла неподвижно на улице, беззащитная и без будущего, как срезанный цветок. Лоран прошел небольшой холл, увешанный афишами выставок, и подошел к приемному столику, узкому, как прилавок бара, где сидел дремлющий сторож. Он окликнул его вежливо, но энергично. Тот выпрямился и встал со стула.
– Здравствуйте, сударь.
– Свободная комната есть? – спросил Лоран.
Ему было жарко, он чувствовал, что за ним следят.
– Когда надо?
– Сейчас.
– На сколько ночей?
Лоран с раздражением ответил:
– На одну ночь. Может быть, только на несколько часов. Не знаю.
Швейцар посмотрел на таблицу, где висели на крючках ключи.
– 17-й…
Лоран положил на столик сто швейцарских франков.