Мужчина замер и, вздохнув, убрал записку.
Выпрямившись, чужак толкнул дверь, петли которой даже и не
подозревали о существовании масляной смазки. Впрочем, об этом не
подозревали и работники приюта. А если и подозревали, то только с
целью сбыта на сторону за жалкие десять центов.
Внутри приют оказался еще боле жалким чем выглядел снаружи.
Слева от прихожей — общий зал, пустующий в этот полуночный час.
Ковер, некогда пушистый и ворсистый, сейчас походил на
ободранного, заплешившего пса — столь же жалкий и вонючий. Камин
если когда-то и мог похвастаться жаркими языками пламени, то сейчас
был надежно заколочен досками. Шляпки железных гвоздей сверкнули,
отразив свет очередной молнии и мужчина отвернулся.
Взгляд человека сам собой нашарил старенькую лестницу, ведущую
на второй этаж. Не нужно быть магом, знающим заклинание ночного
зрения, чтобы различить пробитые ступени, так и грозящиеся сцапать
неудачливого ребенка.
— Чертова лестница!
Ну или работника.
Сверху, стоило лишь прозвенеть медному колокольчику,
подвешенному над дверью, спустилась дородная дама в чепчике. При её
полновесной конституции и замасленной ночнушке, не закрывающей
толстые, уродливые ноги, этот чепчик казался какой-то нелепой
насмешкой.
— Кого там принесло на ночь глядя? — голос оказался под стать
фигуре — полный, густой и совсем не женский бас.
Сверкнула молния, ударил гром, и женщина споткнулась. Неловко
схватившись за перила, она тут же вскрикнула и резко притянула
руку.
На ладони показалась длинная заноза, скорпионьим жалом впившаяся
в перепонку между пальцами. Нормальный человек испытывал бы от
такого неподдельный дискомфорт, но, видимо, жир добрался даже до
таких отдаленных границ своих, несомненно, единоличных
владений.
— Мэм, — кивнул мужчина. — Доброй ночи.
— Доброй, — фыркнула женщина, вставая за некое подобие
ресепшена. На самом деле — обшарпанного прилавка, подпертого
рыночными ящиками. — Добрые ночи у меня были в шестнадцать. По
двадцатке кредитов за те добрые ночи, милок.
Мужчина промолчал.
— Чо те надо? — продолжала местная управительница. Толстыми
пальцами-сосисками она дернула за шнур и над головой зажглась
лампочка.
Не люстра даже, а обычная лампочка, повисшая на пожелтевшем от
сырости и времени проводе. Раскачиваясь в такт неумолкающему
скрипу, она то и дело билась о самопальный абажур, сделанный из
проволоки и битого бутылочного стекла.