— Пока стоит, — хмыкнула Марго Юхас. — И что ещё за «Ба»? Тебе
так сложно договорить несчастных пару слогов? — проворчала она,
входя в помещение не разуваясь.
— Твоя мама нам недавно сообщила о твоей намечающейся учёбе в
Шотландии, так что Марго немного не в настроении, — тихо пояснил
дед, продолжая тепло улыбаться. Пожалуй, это был самый любимый
родственник Сигрид, единственным недостатком которого было
феноменальное неумение иметь собственное мнение и потакание
абсолютно всем мимолётным прихотям супруги. А в остальном, человек
это был всецело положительный. — Надо же, этот комок шерсти ещё
жив… — завидев Тора, проговорил он, резко сворачивая в
гостиную.
Мама вышла с кухни, одёргивая задравшееся платье. Это,
естественно, удостоилось крайне говорящего взгляда от бабушки.
Мистер Хопкинз продолжал стоять, раскрыв рот.
— Не желаешь поприветствовать родителей подобающим образом? — в
словах Марго определённо не было пассивного давления и манипуляции,
не-а. Это просто была привычная этой женщине манера общения.
Иногда Сигрид было искренне жаль свою мать.
— Конечно, мама, рада вас видеть, — скованно выдавила Тереза,
чмокая подставленную бабушкой щёку и обнимая Йорка. — Долго
добирались?
— Под Лондоном как обычно пробки. Теперь эти идиоты из
правительства ещё и собираются огородить его, чтобы начать
строительство какой-то там невероятно всем необходимой кольцевой
дороги, обещающей быть одной из самых длинных в Европе. Словно
жильём всех в этой стране уже обеспечили, — села на свою любимую
тему бабуля. Сигрид прикинула, что речь шла про знаменитую М-25,
которую очень знатно простебали Терри Прачетт и Нил Гейман в
«Благих знамениях» двадцать лет спустя. — Вы так и собираетесь
стоять в нижнем белье? Думаете, что вы в настолько хорошей форме,
чтобы мы сочли это приятным для глаз зрелищем? — резко
развернувшись к Петеру, мгновенно поменяла предмет разговора
бабушка.
— Да ладно, тебе, Мэрги, — из гостиной высунулся дед с Тором на
руках. — Может быть это единственное место, где Пит может дать волю
своим нудистским наклонностям.
Мистер Хопкинз побледнел. Потом покраснел. Потом покрылся
неровными багровыми пятнами. На том моменте, когда он явно
собирался позеленеть, его жена кинула на него такой угрожающий
взгляд, что он предпочёл ретироваться наверх, в спальню, быстро
пролепетав какие-то сумбурные извинения.