Горько звучали слова о порабощённых старых Богах. Тоскливо. И
без зла — чистая констатация факта, как у классика: «мы рубим —
гнутся шведы». Только наоборот. А меня всё сильнее заботил
вчерашний вопрос: «зачем я тебе, дядь Мить?». И ещё было
по-прежнему страшновато. А ну как он сейчас и меня деревцу этому
хилому пожертвует? Как там было в начале? Колыбель первородного
зла? Вот-вот.
Старик замолчал. Поднял левую руку и снова пошарил по стене за
собой. Опять не глядя. Столб света посреди овина истончился и исчез
буквально за пару секунд. Видимо, перекрылись отверстия, впускавшие
свет снаружи. Это если пытаться мыслить логически. К чему ситуация
располагала слабо, мягко говоря.
— Вот такие дела, Славка, - вздохнул он.
— Ага, - поддержал я. Промолчать не получилось.
— Предлагаю тебе выбор, - начал он, повернув голову ко мне,
опять будто бы с трудом оторвавшись от деревца, что снова повернуло
листья кончиками вниз.
А я напрягся ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж ещё? Кино
все смотрели, книжки тоже читали. Варианты «или ты служишь злу
рабом, или компостом» казались очевидными. Становиться перегноем
как-то не хотелось. Сегодня — не хотелось.
— Если наш Дуб тебя признает — я расскажу тебе остальное, -
выдохнул дед.
— А если не признает? - этот момент интересовал меня значительно
сильнее.
— А если нет — провожу до того самого синего камня, где взял, и
укажу, как к дороге выйти. Сюда ты точно больше добраться не
сможешь, без меня-то. Ну, может, вспомнишь пару раз странного
старого дурня-лесника, - он пожал плечами. Вроде не врал.
— А как я узнаю, что меня признали?
— Почуешь. Это словами передать трудно, нету слов-то таких.
Звуками люди гораздо позже говорить научились. Когда забыли, как
можно одними мыслями переговариваться. Ты вот думал, что злу можно
пользу приносить, став или слугой, или навозом. Ну, как-то так. А
добру слугой быть нельзя. Когда ты добро делаешь — ты сам им
становишься. Так-то.
Я остолбенел. Внешне это вряд ли было заметно, потому что я с
места не сходил и не двигался всё это время. Но тут прямо будто
внутри всё замерло.
— Ты мысли читать умеешь? - подозрительно глянул я на
Алексеича.
— И не только читать. Могу подсказывать. Могу отгонять. Много
чего могу. Только мало нас, таких-то. Да с каждым годом всё меньше
становится. По естественным причинам... И по противоестественным —
тоже, - вздохнул он.